Октомерон. Путешествие по Андалусии. Наталия Шимонова
со мною, мои добрые сеньоры?
– Да, да, мы все согласны! Вы распределили очерёдность по справедливости и только так, как и надобно было её распределить, и так, как не распределил бы её и мудрейший из мудрых людей, – воскликнули все.
– Итак, тогда позвольте мне, по праву первого рассказчика, обратиться ко временам совсем недалёким и поведать вам следующую историю.
День первый
Рассказ дона Аугусто.
История о том, что представления кабальеро о счастье могут сильно разниться с тем, что есть счастье для него на самом деле.
В славном городе Севилье проживал некогда дон Диего Альфонсо де Рибас и Кастильяс, принадлежавший к фамилии знатной и воинственной. Все предки дона Диего служили кастильским королям славно, верою и правдою, не жалея крови своей, и круша врага сталью своих толедских клинков. Однако с тех пор, как последний мавр был изгнан из владений христианнейших испанских королей, слава рода де Рибас стала постепенно угасать, ибо некому было поддерживать её. Дон Диего, последний мужчина в славном роду, в душе был совсем не воином. Самой главной его страстью была страсть к нарядам. Ни у кого не было такого расшитого золотом камзола, как у него, когда выходил он в день Светлой Пасхи из дверей собора. Ни у кого не было столь пышного плюмажа, состоявшего не менее как из пяти перьев. А перевязь его шпаги была затейливо и искусно расшита изображениями полевых цветов – лазоревых, красных, изумрудных и золотых. Усладу для глаз представлял собою славный дон Диего, ведь был он к тому же ещё и красив. Однако, хотя и был он хорош собой и древнего рода, и к тому ж ещё богат, отцы уже двух невест отказали ему в сватовстве, потому как шпага его мирно спала в ножнах, не имея, как сказал поэт, дела, к какому могла бы приложиться, и все в Севилье о том знали.
Как-то раз печаль дона Диего от этого сделалась столь сильной, что он, несмотря на наступление темноты, вышел из дому и отправился бродить куда глаза глядят, не взяв с собою даже верного своего Луку.
Ночь между тем сгустилась над Севильей. Дыхание тёплого ветра повеяло над нею, напоив ароматами лавра и апельсина ночную тишь. То там, то сям из окон доносились голоса, повествовавшие дону Диего о семейных радостях, прятавшихся от него за крепкими ставнями. Бедные домишки, притулившиеся невдалеке от дворцов, также повествовали миру о счастье семейной жизни, коей дон Диего был совершенно лишён, и которой так страстно жаждал.
– Ах, несчастный я человек! – возопил, наконец, дон Диего, наслушавшись всего этого, набродившись и остановившись как раз перед образом Святой Девы на углу Мёртвой улицы, перед которым теплился слабый огонёк. – Отчего ты не хочешь помочь мне? – вскрикнул он, обратившись к статуе, безмолвно взиравшей на него среди ночной тьмы. – Отчего? Разве хуже я прочих? Разве не достоин я счастья, коего не лишены и самые последние бедняки в Севилье? О, ты молчишь… Ты не хочешь помочь мне, хотя я так долго и пылко молил