Время смерти. Роман Корнеев
босые ноги.
Голый, мокрый от коллоида, спотыкающийся Улисс подходит к лежащему навзничь человеку, смотрит на помигивающие огоньки биоконтроля.
Снова отходит.
Начинается тревожный зуммер.
Улисс возвращается, даёт какие-то указания, зуммер утихает.
Проходит полминуты в тревожном ожидании, снова начинается перезвон.
И теперь уже не прекращается, несмотря на все попытки что-то исправить.
Показатели становятся критическими.
Сигнал тревоги угасает.
Улисс отступает на два шага назад, словно к чему-то прислушиваясь.
Начинает ходить вдоль ряда саркофагов, что-то высматривая.
Все огни горят зелёным, никакой видимой активности.
В памяти Улисса звучит какой-то давний диалог, почти неразличимый в каскаде сопутствующих вторичных образов.
Я не знаю, сколько. И есть ли шанс на успешную репликацию в полёте. Потому я и должен взять вас всех до единого.
Но у акцепторов смертность будет ещё выше.
Если ты хочешь знать моё мнение – при нашей дырявой защите я бы вообще не рассчитывал вернуться. Все шансы против нас. Но другого выбора у нас нет.
Ты можешь себе представить, каково это, остаться без носителя там, в пустоте, без подпитки?
Ты мне скажи. Я, в отличие от тебя, Улисс, ни разу не умирал, а значит – не возвращался.
Это было на Земле, Ромул, там была Мать, а тут – одна пустота.
Но ведь потому мы и хотим сохранить, что возможно. Не для себя, для них, для будущего. Единственное, что мне известно, после прохождения определённого энергетического порога наша искра становится квазиустойчивой, даже без подпитки она будет продолжать своё существование столетиями.
Столетиями. О чём они говорили?
Улисс перестал ходить вдоль ряда капсул и устало опустился на пол. Нет, ничего. Итого единственная удача с репликацией. И теперь их уже всего семеро.
Я точно помню, что активных саркофагов с пассажирами на борту было куда больше. Семеро. Семеро таких, как Улисс? А остальные? Загадочные «акцепторы»? И были ли они подобно мне, обычными людьми, или были какими-то особенными?
А ты – не особенный?
Я не знал про других на борту этого грузовика ровным счётом ничего. А ещё их было слишком мало по сравнению с количеством саркофагов в воспоминаниях Улисса, и на борту не было Ромула, это я знал точно, хотя и непонятно, откуда.
Тем не менее, его не постигла участь того бедняги. И значит, нас летит на землю несколько судов. Мы отчего-то разделились в пути, сменив нормальную гравитацию «Сайриуса» на рывки перегрузок грузового корыта.
«Сайриус». Это название я вспомнил как-то неожиданно легко.
Ещё только что его не было, и вот, оно уже со мной.
Это слово будто нажало на спусковой крючок.
Столько лет труда.
«Сайриус» был слишком заметным, чтобы собирать его на орбите, слишком большим, чтобы таскать его по частям