Андрей Сахаров. Наука и Свобода. Геннадий Горелик
не пользуется, в том числе и у академиков Комарова В. Л. и Орбели Л. А., причем последние приписывают ему арест Вавилова Н. И.»
Зато академик Лысенко пользовался авторитетом у Сталина. В 1940 году, когда вождь решил избавить своего протеже от его главного научного противника Николая Вавилова, об отношении к этому на Западе он мог не думать, – договор о дружбе между СССР и Германией, заключенный в сентябре 1939 года, отгородил страну от мира. Но в июле 1945 года, накануне Потсдамской встречи со своими военными союзниками – руководителями США и Великобритании, ситуация для Сталина была совсем иной.
О судьбе Николая Вавилова долго не было никаких официальных сообщений. Когда в 1942 году Лондонское Королевское общество избрало его своим иностранным членом, английскому посольству не дали возможности вручить диплом. Именно тогда западные коллеги заподозрили неладное, но все их запросы оставались без ответа. Только в 1945 году, по-видимому как раз во время юбилея Академии, им удалось узнать, что Николай Вавилов «смещен со своего поста, исчез вместе с некоторыми из своих сотрудников по генетике и умер неизвестно когда между 1941 и 1943 годами»[116]. В такой ситуации избрание его брата главой Академии наук маскировало преступление, превращая его в загадку «исчезновения». Так что кадрово-академическое решение Сталина в начале июля 1945-го понять можно.
А что сказать о решении Сергея Вавилова – принять предложенный ему пост высшего научного администратора страны? Люди, близко знавшие его, свидетельствуют, что сделал он это с тяжелым сердцем, видя зловещую альтернативу в А. Я. Вышинском[117]. Прежде чем стать академиком в 1939 году (вместе со Сталиным), Вышинский отслужил Генеральным прокурором СССР все время Большого террора и был обвинителем на всех показательных процессах, прекрасно зная причину «признаний» обвиняемых. В том же 1939 году он стал заместителем главы правительства и в этом качестве ведал делами Академии, – это к нему в сентябре 1943 года обратился президент Академии наук с просьбой о дополнительном месте для Курчатова[118]. То, что Вышинский не упоминается в «предвыборной» справке КГБ, вовсе не исключает его кандидатуру. Сталин просто не нуждался в характеристике для столь близкого своего подручного.
Документы не позволяют сказать, действительно ли Сталин держал про запас кандидатуру Вышинского или использовал ее лишь как добавочный аргумент, чтобы «помочь» Вавилову принять решение. Важнее то, что, отказываясь от предложения вождя, Вавилов ставил под угрозу, кроме себя, и главное свое детище – ФИАН, в который вложил столько души и труда. Для него ФИАН – это и его сотрудники, и часть мировой науки, и жизненная составляющая отечественной культуры: «Он чувствовал себя наследником ее прошлого, глубоко и лично ответственным за ее будущее»[119]. Это чувство заставило Вавилова принять дважды тяжелый груз – стать частью власти и прикрыть собой гибель брата от рук той же самой власти. Этот
Генри Г. Дэйл, Письмо Президенту Академии Наук СССР // Британский союзник, 12 декабря 1948 (Times, November 26, 1948)
Сергей Иванович Вавилов: очерки и воспоминания. 1991, с. 44, 289.
Архив РАН 2-1/1943-94, л. 84-85.
Фейнберг Е. Л. Вавилов и вавиловский ФИАН // Сергей Иванович Вавилов: очерки и воспоминания. 1991, с. 277.