Илиада. Гомер

      Гера немедля с бичом налегла на коней быстроногих;

      С громом врата им небесные сами разверзлись при Горах,

      Страже которых Олимп и великое вверено небо,

      Чтобы облак густой разверзать иль смыкать перед ними.

      Сими богини вратами коней подстрекаемых гнали;

      Скоро они обрели, далеко от бессмертных сидящим,

      Зевса царя одного, на превыспреннем холме Олимпа.

      Там, коней удержавши, лилейнораменная Гера

      Кронова сына царя вопрошала и так говорила:

      “Или не гневен ты, Зевс, на такие злодейства Арея?

      Сколько мужей и каких погубил он в народе ахейском

      Нагло, насильственно! Я сокрушаюсь, тогда как спокойно

      В сердце своем веселятся Киприда и Феб, подстрекая

      К брани безумца сего, справедливости чуждого всякой.

      Зевс, наш отец! на меня раздражишься ли, если Арея

      Брань я принужу оставить ударом, быть может, жестоким?”

      Гере немедля ответствовал туч воздыматель Кронион:

      “Шествуй, восставь на Арея богиню победы, Палладу;

      Больше обыкла она повергать его в тяжкие скорби”.

      Рек, – и ему покорилась лилейнораменная Гера;

      Коней хлестнула бичом; полетели покорные кони,

      Между землею паря и звездами усеянным небом.

      Сколько пространства воздушного муж обымает очами,

      Сидя на холме подзорном и смотря на мрачное море, —

      Столько прядают разом богов гордовыйные кони.

      К Трое принесшимся им и к рекам совокупно текущим,

      Где Симоис и Скамандр быстрокатные воды сливают,

      Там коней удержала лилейнораменная Гера

      И, отрешив от ярма, окружила облаком темным;

      Им Симоис разостлал амброзию сладкую в паству.

      Сами богини спешат, голубицам подобные робким,

      Поступью легкой, горя поборать за данаев любезных.

      И, лишь достигли туда, где и многих мужей и храбрейших

      Вкруг Диомеда вождя, укротителя мощного коней,

      Сонмы густые стояли, как львы, пожиратели крови,

      Или как вепри, которых мощь не легко одолима, —

      Там, пред аргивцами став, возопила великая Гера,

      В образе Стентора[322], мощного, медноголосого мужа,

      Так вопиющего, как пятьдесят совокупно другие:

      “Стыд, аргивяне, презренные, дивные только по виду!

      Прежде, как в грозные битвы вступал Ахиллес благородный,

      Трои сыны никогда из Дардановых врат не дерзали

      Выступить: все трепетали его сокрушительной пики!

      Ныне ж далеко от стен, пред судами, трояне воюют!”

      Так говоря, возбудила и силу и мужество в каждом.

      Тою порой к Диомеду подходит Паллада Афина:

      Видит Царя у своей колесницы; близ коней он стоя,

      Рану свою прохлаждал, нанесенную Пандара медью.

      Храброго пот изнурял под ремнем широким, держащим

      Выпуклый щит: изнурялся он им, и рука цепенела;

      Но,