Мошенник из Багдада. Григорий Кац
мнением.
Я еще трижды поздравил себя с такой новостью. Машаллах. Аллах велик, и Мохаммед пророк его.
Ночь мы с Борисом посвятили изучению русского языка. Оказалось, что это совсем не трудно. Благодаря моей хватке и понятиям, как молния, – под утро я уже сносно срисовывал своим красивым почерком русские фразы из Евангелия, то есть Корана для неверных. Попутно Борис пытался рассказать мне, что Бог всех неверных есть Иисус, но как он одновременно может быть сразу в трех лицах – я так и не понял. И как он после казни смог отодвинуть надгробный камень и подняться в небо, и оттуда приходить на землю, оставаясь невидимым, мне тоже было непонятно. Я отнес весь этот бред на счёт незнания неверными законов природы, что умершие правоверные, попадают на небо и предстают перед Аллахом, где Он отправляет праведников в сад к девственницам, которые тех ублажают, а остальных направляет в отделение ада, где бедолаги мучаются до конца света. Но, несмотря на очевидное невежество неверных в вопросах истинной веры, под утро я смог почти без акцента произнести свое имя, отбросив по просьбе Бориса свое происхождение: ибн-дурак, ибн-стой-кто-идёт и прочее, оставив короткое, как кафтан бедного туркмена: Юсуф Бендер, разрешив, правда, использовать один раз имя моего отца – ибн Ибрагим.
Наутро мы с Борисом зашли в лавку армянина, который торговал рядом с караван-сараем, и купили мне черное облачение по названию «кустюм». Он состоял из шаровар до пола и кафтана на каких-то монетах, продеваемых в специальные дыры. Еще Борис заставил меня примерить белое облачение, по примеру усопших, и жесткие штиблеты под названием «тупли». Облачившись в этот наряд, я счел себя почти неверным, и с сожалением отдал армянину свою персидскую одежду. И даже чалму, которая прикрывала мою голову летом и зимой, придавая мне вид святости. Вместо чалмы армянин Вагиф выдал мне шляпу, такую же, как те, которыми все неверные покрывают свои головы – и снимают их при входе в помещение, как будто входят в баню. В таком виде мне предстояло войти пред светлые очи графа фон Готлиба.
Но тут шайтан сыграл со мной злую шутку. В посольстве привратник приказал нам с Борисом ехать немедленно в шахский дворец на представительство, где соберутся все послы Европы. Борис только усмехнулся, но разговор с привратником, говорившим по—русски, с шашкой и в высокой папахе, мне не передал. И только сказал, что граф фон Готлиб ждет нас в шахском дворце. Услышав сказанное, первым моим порывом было содрать с себя неверный «кустюм» и бежать куда глаза глядят. Как? Мне, простому брадобрею, вчерашнему помощнику хакима, предстать перед грозными глазами владыки Османской Империи? Да я тут же должен упасть замертво, едва его взгляд упадет на меня. Иншаллах!
Но механическая карета без лошадей и ослов уже стояла возле посольства, и мне ничего не оставалось, как протиснуться внутрь за моим наибом. Я был как в полусне, и всё происходящее происходило как бы вне моего сознания.
Борис