Цесаревич и балерина: роман. Виктор Соколов
в последний раз оглянулся на свой дом.
В этом месте, зная, что напряжение слушателей нарастает, Феликс Иванович внезапно замолкал. Наступала томительная пауза. Феликс Иванович трогал горло. Величаво прикрывал тяжелые веки. И вдруг, весь, напружинившись, рассказчик поднимал руку и указывал на небеса. Даже слепой догадался бы, что привставший с кресла само возмездие. Феликс Иванович все же был великий артист.
…Не все было тогда потеряно у бедного Войцеха. Оставалась спасительная шкатулка…
Тут будет уместно сказать, что слово «шкатулка» всегда вызывало неприличное и неуместное веселье молодой поросли. Едва стоило вспомнить сей предмет, как начинался град острот и шуток по поводу этого инкрустированного ящичка… А шкатулка меж тем сыграла решающую роль в дальнейшей судьбе династии… Что же там было, в этой таинственной шкатулке? Бумаги, конечно, а главное – кольцо. Да не простое, а с гербом графского рода Красинских.
– Вот оно… – Феликс Иванович не сразу снял с руки огромное тяжелое кольцо. Протянул барону. Тот протер очки и принялся разглядывать, щуря глаза. Ведь в кольце скрывалась тайна.
– Что означает черный ворон? Почему он держит в клюве золотой перстень? Похоже на масонский знак…
Выждав паузу, Феликс Иванович брал в руки старинный польский гербовник. Здесь было полное описание родового дворянского герба Красинских.
– На лазоревом поле – серебряная подкова, увенчанная золотым крестом. На подкове сидит черный ворон с золотым перстнем в клюве. На щите – графская корона, шлем и дворянская корона, на которой сидит тот же ворон. Намет лазоревый, подложен серебром.
– Филигранная работа, – проговорил барон, возвращая кольцо. – Какие были раньше замечательные мастера.
– Это одна сторона дела… – согласился Феликс Иванович. – Но благодаря этому кольцу мы стали получать хоть какие-то деньги. Хорошо помню, как мы с отцом ездили за ними во дворец Красинских.
– Простите, ведь вашего отца звали Яном?
– Совершенно верно. Ивановичем стал в России. Что же касается моего отца…
Видимо, Юлия подслушивала. Именно при переходе к следующему колену династии она вошла в кабинет отца с твердой решимостью вызволить полуживого барона.
– Папа, прости, что я тебя прерываю… Может, про отца в следующий раз…
Барон был уже почти спасен. Его погубила интеллигентность. Боясь обидеть возможного тестя, жених Юлии изобразил желание слушать чуть ли не до утра. Казалось, отними у него такую перспективу, жизнь потеряет всякий смысл.
– Мне кажется, вам интересно то, что я рассказываю. Что же касается моего отца…
– Папа… В конце концов, у нас одна рождественская ночь, а не тысяча и одна… Не уподобляйся Шахерезаде, – и Юлия ушла, сердито хлопнув дверью.
Стало тихо. Старик как-то сник. Барону пришлось его уговаривать. Феликс Иванович вздыхал, пожимал плечами и про отца уже рассказывал