Кошка-дура. Документальный роман. Михаил Черкасский
Нина». – «С чем?» – Быстро выпрямилась, так что за спиной брякнула опущенная вторая полка. «Закружила ты Мишке голову». – «Отстань!.. Нужен он мне…» И подумала: а ведь правда… наверно. Зачем это? Нет, не буду с ним больше ходить.
Но ходить было интересно. Шла, если ничего свиданного не предвиделось. Часто он заговаривал о своей работе, но и здесь как-то неопределенно: вот, если все разрешится и выйдет… А что выйдет? Книга? Но о чем и почему так серьезно: если разрешится?..
Как было сказать ей, что две войны, финская да Отечественная, унесли его так далеко от того Миши, которым он был; как было вложить ей, такой ясной, округлой, такой правоверной, что теперь он чувствует себя умудренным, зрелым. И пускай это не роман, не повесть, а всего лишь научно-популярная книжка, все равно можно, нужно туда так много вместить. И пускай это все для детей, но… А она и есть ребенок по сравнению с ним, на семнадцать лет моложе. И вообще. А нутро у нее хорошее, настоящее. К кому попадет. Не к тебе, не к тебе, не надейся. Вот если бы книга… Не будь дураком, у нее столько кавалеров. Много – это хорошо, когда один, плохо. Вот ты и есть один, для прогулок. Что ж…
– Да-а… – Задумчиво глядел поверх домов в небо. – Если бы там решилось, я бы знал, чего стою.
– А так разве не знаете?
– Так только Я знаю. – Ударил на своем местоимении. – А надо, чтобы другие. Такие, как вы. – Деланно усмехнулся.
– А я и так знаю. А что же вы будете делать после того, как решится? – С важностью повторила его словечко.
– О, много чего. Во-первых, купоны стричь.
– Какие купоны? – Вспомнила промтоварные карточки, наморщилась, как всегда, когда он говорил непонятно.
– Дивиденды. Деньги, Еж, деньги буду считать. – И сразу: – Уйду из редакции.
– Как?.. Насовсем?.. А где же вы будете работать? Дома?.. – С удивлением взглянула на него. – А где же вы будете брать матерьял?
– Ах, брать матерьял!.. – Сардонически выгнулись бледные тонковатые губы. – Это в вас говорит журналист, газетчик. Писатель вот откуда… – дотронулся до шляпы и до груди, – берет материал. Конечно, материалом служит ему жизнь, но все это надобно пропустить через сердце и ум.
– Ага, переработать…
– Перерабатывают помидоры на томат, рыбу на консервы, но вообще-то можно сказать и так. Я не пишу беллетристику, то есть художественную литературу, – на всякий случай растолковал, – так что для моей научно-популярной работы хватает моих знаний и нескольких книг. Древнегреческий философ Сократ…
– Я знаю, знаю, мы в партшколе его проходили.
– Вот и хорошо… – Опять нехорошо усмехнулся. – Знаете, Ниночка, с этим Сократом почему-то только и делают, что проходят, а вот он все стоит – остается. Ну, что вы вздыхаете, вам со мной тяжело?
– Немножко!.. – С облегчением рассмеялась. – И вам не будет одному скучно?
– Мне скучно в редакции, просто тошно… вообще в газетчине.
– У нас?.. Почему? – Вставал перед