Кошка-дура. Документальный роман. Михаил Черкасский
знаю, знаю, плебеи были в древнем Риме, а… почему вы про них так? Это потому что вы сами дворянин, да?..
«О, боже мой!» – Я не дворянин… – дернулись темные усы, – я скромный газетчик, но я из дворян, это верно, и это сослужило мне в молодости дурную службу.
– Почему?.. Вы?.. – Не знала, как про это спросить.
– Нет, не потому, – и вот тут созвучно оба молча нашли общее слово: сидели. – Нет, трудно было иначе: просто из-за моего социального происхождения… – жестко, как по писаному отчеканивал он, – меня не приняли в университет, вот мне и пришлось идти в Политехнический институт да и то лишь на экономический факультет, на другие тоже не брали. Это понятно? Ну, слава богу. Они плебеи не по своему имущественному положению, как это было в древнем Риме, они духовные плебеи, нищие духом. И даже душой. – Секунду подумал. – Что очень часто вполне совпадает. А материально мы все равны, в общем-то.
Помучавшись несколько, она все же выложила с отвагой и вызовом:
– А вот я тоже плебей. У меня родители были крестьяне.
– Глупенькая… – С неожиданной ласковостью взглянул на нее. – Это совсем не то. Крестьяне могут быть и аристократами духа, а дворяне плебеями, тут дело совсем в другом.
– Ничего не понимаю!.. Поэтому вы на всех и бросаетесь?
– На кого это я бросаюсь? – Настороженно, обиженно отстранился.
– На всех. А вот Завьялова-то вы и не трогаете… – Уксусным голосом назвала редактора.
– Завьялова я не боюсь, он чиновник, не пишет, за что же мне на него бросаться?
– Вот, вот!.. Чиновник!.. У, противный какой…
– Зря вы так, Еж, поймите, Завьялов еще очень приличный человек.
– Ха, приличный!.. Всюду лезет, все достает. Вас еще не было, так он целую машину картошки привез из Эстонии, ужас!..
– Молодец!.. Редакция тоже хочет кушать.
– Кушать!.. В блокаду не умерли, а тут…
– А тут, слава богу, уже не блокада и зря вы, уважаемый Еж, так наскакиваете на него на собраниях. Заявления в милицию пишете… – Протокольным голосом в нос.
– И буду писать!
– Вот это нехорошо, Еж… – Серьезно, дружелюбно глядел на нее. – Завьялов, может, и не на своем месте, может, доставальные его таланты лучше бы пригодились в другом месте, но уже то, что он вас терпит…
– Меня?! Терпит?.. Хо-ха!.. я что…
– Как что… – холодно взглянул, – да хотя бы из чувства обиды и самосохранения мог бы вам и напакостить. Очень крепко, кстати сказать.
– Так я же права, права!..
– Правых-то чаще всего и бьют. Вы этого не замечали?
– Нет, этого я не замечала!
– Поживете – заметите.
– Не замечу и не хочу замечать!
– Дай-то бог.
– Бог, бог… – Забурчала негромко. – Бог-то бог, да и сам не будь плох. Мама Катя так говорила.
– Вот он и неплох, Завьялов. А кто эта мама Катя?
Мама Катя
– Была она невысокого роста, кривоножка, с удивительным цветом лица – до старости румяная, с вьющейся гривой седых волос. Родилась в Кронштадте…