Хранитель детских и собачьих душ. Владимир Демичев
глупите, юноша. Со временем отыщутся пути насильственного управления целыми регионами, а то и государствами.
– Вы профан, Пров Провыч, и ни черта не смыслите в перераспределении энергии. Где вы возьмете лейденскую банку для своих грязных манипуляций? Накопившийся заряд нужно куда-то девать.
– Милый вы мой, а вы-то мне на что? Я подозреваю, что вы-то и есть та самая «банка».
Посторонний внутренне поморщился: проницательный старикан, мать его!
– Зря вы так раздухарились, профессор. Я не собираюсь с вами сотрудничать. Если вы надеетесь с моей помощью найти других, таких же, как я, знайте, – едва они узнают о ваших планах, вы будете уничтожены.
– Артачитесь, юноша? До ваших сородичей мне дела нет – на первых порах и вас довольно. Вас я сумею склонить к сотрудничеству, не сомневайтесь. Это лишь вопрос времени. А родных ваших я нимало не опасаюсь. На этот счет имеются две теории.
Первая: вы – изгой, infant terrible. Вторая: все существа, подобные вам, ведут себя сходным образом – охотятся в одиночку, не сбиваясь в стаи. Посему нет причин тревожиться – вашего исчезновения никто не заметит, драгоценный мой.
Флай устало закрыл глаза и мысленно нарисовал барашка. Все аргументы были исчерпаны, старикан, твердый, как орех Кракатук, оказался хитрой шельмой.
– Вы уже закончили со мной на сегодня, профессор?
– Вижу, вы успели отдохнуть, юноша. Пожалуй, продолжим наши исследования.
– Последний вопрос. Вы не хотели бы посмотреть, каким образом я извлекаю и поглощаю чужую энергию? Готов предоставить вам такое удовольствие.
– Ах, что вы, что вы. Вовсе незачем так напрягаться. К тому же я сам хочу нащупать те пружинки, с помощью которых можно… м-м-м… руководить вами. Одолжения мне ни к чему.
– Смею вас уверить, Колодный, что процесс изымания чужой энергии и преобразование, «переваривание» ее, не говоря уж об обратном выделении, – дело долгое и сложное; это вам не за рукоятки дергать. Не боитесь, что игрушка сломается?
– Что ж, определенная доля риска имеет место. Но не будем отчаиваться, мой бесценный, не будем отчаиваться. Нужно надеяться только на лучшее.
Флай нашел в себе силы улыбнуться. Пров Провыч подобрал нечто острое и длинное, с несколькими загнутыми краями, и пытка продолжилась. Тряпичный зайка, бесполезно тараща глаза- пуговки, был смыт равнодушной волной и вновь завертелся в безбрежном и бездонном океане боли.
Взгляд словно пробивался сквозь песок. О, благословенная темнота! Флай услышал шаги на лестнице – идет, мучитель. Ничего, что бы не болело, не осталось. Вчера он даже охрип. Если бы удалось освободить руки! Но для этого надо хотя бы взглянуть на оковы, а как?
Резко зажегся свет, и песок в глазах стал осколками стекла.
– Доброе утро, голубчик. Отдохнули?
– У меня к вам разговор, Колодный.
– Слушаю.
– Вы не могли бы убавить свет или хотя бы изменить направление лучей?
– С какой стати?
– В осенне-зимний период яркий свет мне противопоказан. Он может вызвать