Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.. П. В. Ильин
включавших, в том числе, полное «запирательство», сокрытие наиболее «криминальной» обвиняющей информации, осторожные признания («полупризнание»), подтверждение только уже известной следствию информации, снижение обвинительного значения предъявленных показаний и т. д. Оно выражается в конкретном выводе о сокрытии арестованными некоторых наиболее опасных с точки зрения обвинения сведений[322].
Однако, при общей констатации этих выводов и наблюдений, факта более или менее эффективного и последовательного применения значительной частью арестованных тактики защиты, в декабристской историографии остается достаточно распространенной точка зрения о полной откровенности подследственных. Эта точка зрения, нуждающаяся в постоянном обосновании, ввиду столь редко встречающегося феномена, влечет за собой, помимо прочего, представление о том, что информация из следственных показаний в главной своей основе заслуживает безусловного доверия, заключенные в ней данные можно воспринимать «напрямую», как полностью объективные. В научной традиции установилось безусловное доверие к показаниям, данным на процессе, и, что еще более важно, к выводам и обобщениям обвинительной информации, принадлежащим следователям, – не исключая рассматриваемого вопроса о персональном составе декабристского движения. Наглядным отражением этого доверия служит вывод одного из современных исследователей декабризма В. А. Федорова, который отмечает: «…никому не удалось скрыться от бдительного ока правительства», за исключением тех, кто «краткое время состоял в Союзе благоденствия и вскоре прекратил с ним всякие связи»[323].
Согласно этому подходу, членство в тайном обществе в конечном счете должно быть прямо зафиксировано в материалах следствия. В «Алфавите» Боровкова указано множество лиц, против которых имелись показания о принадлежности к декабристскому обществу, не нашедшие подтверждения в ходе процессе. В рамках приведенной точки зрения их нельзя признать декабристами. Группа сумевших доказать свою невиновность остается при таком подходе вне пределов внимания исследователей.
Другой подход к следственным показаниям – как к источнику, требующему критической работы, содержащему далеко не полную информацию, причем часть сведений в нем затенена, – хотя и сформулирован в научной традиции, но до сих пор не получил распространения в исследовательской практике. Тот факт, что на следствии многое оказалось скрытым, принимается во внимание достаточно избирательно. На практике оба подхода нередко сочетались у одного исследователя, поочередно выходя на первый план в соответствии с исследовательскими задачами (примером такого сочетания служат работы М. В. Нечкиной).
Однако вопрос о невыявленных на следствии лицах, участниках декабристских союзов, которым удалось доказать свою невиновность и оправдаться, не ставился и не рассматривался в рамках отдельного исследования.
См.:
Там же. С. 220. Очевидно, исследователь в данном случае имел в виду членов тайного общества, установленных на следствии, но не подвергавшихся аресту.