Москва и Россия в эпоху Петра I. Михаил Вострышев
опочивальни боярича, в которой спал ночью, прилег на свой соломенник, думая соснуть часок-другой до рассвета… Но не смог: мрачные мысли черными воронами кружились у него в голове и не давали покоя.
Наконец свет забрезжил в окнах, красноватыми пятнами проступая на темном фоне сплошной зелени сада, и жизнь проснулась в доме. Лука с лоханью студеной воды и с рукомойником в руках, с расшитой шелками ширинкой на плече стал у двери опочивальни боярича, ожидая обычного призыва.
А боярич Федор Петрович спал в тот день спокойно и заспался дольше обыкновенного. С самой отлучки Сабура он почти не бывал на подворье и чуть ли не целые дни проводил то в Большом дворце, где все ликовали по поводу возвращения Матвеева, то с другом своим Афанасием Нарышкиным в палатах Матвеева, на богатых пиршествах, которыми тот отвечал на чествования и подарки своих друзей и почитателей. Постоянно вращаясь в этом кружке, молодой боярич набрался, наконец, и бодрости духа, и веры во всемогущество именитого сановника и друга царя Алексея. Он способен был уже с недоверием отнестись к тем опасениям и страхам, которые внушил ему верный Лука Сабур… Ему хотелось даже подтрунить над близорукостью и доверчивостью своего верного холопа, который мог верить каким-то слухам, собранным от старых баб по торгам и базарам. Но Лука не показывался… Боярич справлялся неоднократно о Луке, но слышал постоянно один и тот же ответ:
– Как опомнясь, по вечеру, с подворья ушел, так с той поры и глаз сюда не казал.
Тем более был боярич удивлен, проснувшись утром в воскресенье, когда на его обычный утренний зов: «Эй, кто там? Умываться!» – в ногах его постели явился Лука Сабур.
– Где ты пропадал?.. Отколе взялся? – весело окликнул его боярич.
Но в ответ на этот оклик Лука проговорил отрывисто и торопливо, понижая голос:
– По твоему приказу, все разузнал… Все разведал…
– Разведал, кто эта бабица, и кто те молодцы, что по ночам в стрелецкие слободы на карих да на серых конях приезжают стрельцов мутить? – спросил боярич довольно равнодушно, опираясь локтем на изголовье и готовясь слушать доклад Луки.
– Иван да Петр Толстые, из дворян; да дворянин же Милославский Александр. А бабица – из придворной служни, при тетках государевых состоит. И кони те ихние, из царской же конюшни, с Житного двора.
– Да что ты? Никак ума рехнулся? Статочное ли дело, чтобы кто из дворца да в слободы мутить стрельцов ездил?
– Это не моего ума дело… Что говорю, то верно знаю! Видел и выследил, где эти люди и притон держат, где и собираются, – утвердительно и смело настаивал Лука.
– Чего доброго, не в Большом ли дворце? – насмешливо спросил боярич.
– Нет, не в Большом дворце, а в хоромах князя Ивана Хованского, что на Сивцевом Вражке.
– Да я же князя Ивана два дня сряду в палатах Матвеева и во дворце видел. Он был там почти безвыездно.
– Опять-таки я этого ничего не знаю, и сказ у меня один: недалеко до греха… Уезжай отсель с батюшкой своим, коли вам обоим жизнь дорога и мила!
Боярич