Патриотический подъем в странах Антанты в начале Первой мировой войны. Николай Юдин
была предметом дискуссий в узком кругу представителей интеллектуальной элиты, а стала достоянием всего общественного мнения в воюющих странах в целом. Это дало мощный импульс развитию культуры военного времени, в том числе, пропаганды, в которой можно выделить два крупных направления, связанных с разработкой внутренней и внешней мотивации войны соответственно. Первое из этих направлений концентрировалось на внутренних коллективных образах, ценностях и идентичностях, на представлениях общества о самом себе. Второе направление отвечало потребности в самоопределении через противопоставление воюющих обществ иному, в данном случае его крайнему проявлению – врагу[336]. Конечно, деление пропаганды периода Первой мировой войны на эти крупные направления является условным. В действительности, внутренняя и внешняя мотивация развивались в тесной взаимосвязи и взаимозависимости, и подчас невозможно провести четкую разделительную грань между ними. В то же время, принимая во внимание поставленные исследовательские задачи и необходимость структурировать чрезвычайно разнообразный и обширный фактологический материал, подобное деление, с указанными оговорками, представляется допустимым и целесообразным.
Прежде чем переходить к анализу основных сюжетов и мотивов пропаганды в странах Антанты, на наш взгляд, необходимо обратиться к рассмотрению объективных условий, в которых вынуждены были функционировать средства массовой информации после начала военных действий. Этот вопрос является отнюдь не праздным. Действительно, к началу Первой мировой войны общественное мнение, в том числе представленное на страницах печатных изданий, начинало играть всё большую роль в жизни европейских государств и, как показали события Июльского кризиса, подчас могло оказывать серьезное влияние на внешнеполитический курс демократических правительств. Так, именно широкий общественный консенсус по вопросу о войне сделал возможным вовлечение в нее Великобритании в августе 1914 года. В то же время, эта новая объективная реальность только начинала осознаваться политическими элитами. И даже тогда, когда правящие круги в достаточной мере оценили значение информации и роль консенсуса в условиях современной войны, они отнюдь не были уверены в том, что могут каким-то образом целенаправленно сформировать или поддержать нужное настроение в широких слоях населения[337].
Как следствие, участие правительств в пропагандистской деятельности и поддержании общественного консенсуса во всех воюющих странах выразилось, в первую очередь, в мерах запретительного характера, введении жесточайшей цензуры всех новостей, поступавших с театров боевых действий или имевших отношение к войне. Всё это самым непосредственным образом сказалось на содержании газетных и журнальных публикаций того периода.
В Российской империи уже Уголовное уложение 1903 года предусматривало суровые кары за «государственную измену», под которую подводились и так называемые «оскорбления в печати
Ян X. Русский патриотизм во время Первой мировой войны // Россия (1856–1917) и Германия (1871–1918): Две империи в историографии и школьных учебниках. М., 1999. С. 129.
Bourne J.M. Britain and the Great War, 1914–1918. New York, 1989. P. 200—
201.