Приключение жизни Виктора Ивановича Мочульского, описанное им самим. В. И. Мочульский
как мертвец – настолько разительным было сходство в лице, манерах и речи. Генерал сразу же удалил всех присутствующих из комнаты и затем долго беседовал с тем ссыльным наедине. После он отправил фельдъегеря в Петербург, к графу Аракчееву, который был столь же удивлён и ошарашен, как и генерал-губернатор Сибири. Несколько дней спустя гонец, посланный с ответом из Петербурга, пропал по дороге в Иркутск.
Моё воспитание в инженерном училище было преимущественно военным, и Вы можете предположить, что основными предметами считались математика и в особенности фортификация. Ничего подобного! Больше всего времени занимали экзерсисы с флейтой и марширование, в которых мы могли бы соперничать и с солдатским пехотным корпусом. Эти занятия император Николай любил превыше всех других. Однажды я слышал своими ушами, как Великий князь Михаил сказал: «Тот, кто не способен к маршированию и экзерсисам, не будет достойным членом общества!» Таков был дух того времени: каждый способный поднять ногу становился генералом и щёголял своими эполетами перед людьми умными и учёными.
В этом училище меня вскоре произвели в унтер-офицеры. Но затем буйный характер дважды послужил причиной моего понижения в степени: в первый раз я назвал нашего учителя французского мерзавцем, в другой – не смог сдержать смеха при виде одного сумасшедшего дежурного офицера. Экзамен на чин офицера мне пришлось сдавать в больнице, куда я попал из-за второго из описанных происшествий. Но все учителя поставили мне высшие баллы, не задав ни одного вопроса. Так я стал офицером без экзаменов.
В то время нам довелось участвовать в одной грандиозной траурной церемонии – в похоронах императрицы Елизаветы, супруги покойного императора Александра. Мы выстроились цепью на Марсовом поле, через которое проходила процессия, и последовали затем за кортежем до крепости, где нам пришлось стоять по колено в снегу. Треть из нас попала после этого парада в лазарет, многие простудились, я же заболел желчной горячкой, которая приковала меня к постели на 3 месяца.
В конце 1828 года я стал, таким образом, инженер-прапорщиком. В классе я оставался первым, ведь тогда новоиспечённым офицером полагалось ещё 2 года оставаться в стенах училища, хотя экзерсисы с нами уже не проводились. Тем, кто хотел жить в собственной квартире в городе, было это дозволено; другие оставались в казённых комнатах. Только сейчас могли мы, нако нец, заняться нашим общественным образованием: обучиться хорошим манерам, познакомиться на балах с дамами, посетить театр. Кроме того, нам разрешили ездить на извозчиках и курить, что прежде было строго воспрещено кадетам. Естественно, молодые люди, внезапно выброшенные в большой город, нередко грешили против морали. Сладострастие и карточные игры, вино и долги были в порядке вещей. Нашим юношам предстояло сделать важный выбор, и одни без оглядки предались наслаждениям и погибли, другие, набравшись опыта и изведав нужду, поумнели и стали порядочными людьми, но таковых было меньшинство. Ведь в этой стране образованный, благородный