Тетради 2014 года. Александр Петрушкин

      Выуживая мелочи со дна —

      гремит деталям, развёрнутыми вглубь,

      где глубина – до извести темна

      и содрана – как будто зрелый лук.

      Рыбак с мальками ходит поперёк,

      мигрирует по льду над головою —

      как от земли оторванный клочок —

      всплывает астмой поделённый вдвое,

      вытаскивает сеть, как будто свет

      упруг как местность – та, что безымянна,

      поскольку есть и крутится предмет

      ведомый, незначительный и главный.

      Свой голос задувая в шар

      с той стороны, заградотряды

      не выпустят меня сюда

      из сна, из-за его ограды

      достанут тёплый пулемёт,

      трещотку вычурную галки,

      летающей по краю сна,

      не ослабляющего хватки

      своей. Своим есть «выдох-вдох-

      игра», в которой взрыв не в праве,

      вспугнуть тебя, наивный бог,

      поскольку стыд тебя поставил —

      как дерево внутри своих

      чащоб, надевших панцирь тёмный,

      непроницаемый сюда,

      как сон для верных и бездомных,

      замёрзших изнутри, щенков —

      и трёхголовые собаки,

      целуют дерево легко,

      переодетое в снов хаки.

      Они на белой полосе

      летят в шарах, на безголовых

      погранцах, как бы тоже пыль —

      что хоть толково, всё ж не ново.

      И если вдуматься – их сон,

      что задыхается без лёгких

      своих хозяев или волн

      от их, оставшихся на сопке,

      плывёт, как в нём плывёт вода,

      с плацентой после первой схватки —

      у роженицы, что стыда

      не стоит – дерева, собаки.

      Во-первых – прежде чем произнести

      на снег поношенный похожие слова —

      внимательно сквозь ножницы гляди

      в порезы сна – и пусть их будет два.

      А в третьих – за проваленным лицом,

      примерив узкой радужки цвета,

      ты осыпаешься серебряным зрачком,

      когда в тебя посмотрит, и когда

      пропустит на изнанку, в первый сон,

      и расстегнёт четыре этажа,

      девица, санитарка, в домино

      сложившись будто медная жара.

      В четвёртых – отличаешь только треск

      набухшего земного пузыря,

      который – всхлипнув – выпустит наверх

      пары и сны, в которых мошкара

      почти с лицом, почти уже с моим

      лицом – на холод прячется в залив,

      который – сквозь порезы – головой