Монстролог. Дневники смерти (сборник). Рик Янси
Но я не решался спросить Уортропа, ибо настроение его становилось тем мрачнее, чем ближе мы подъезжали к дому.
Я отправился на конюшню, а Доктор пошел в дом. Когда я напоил и накормил лошадей, смыл с них дорожную грязь и пыль, навестил старушку Бесс, я тоже отправился в дом, тая в душе крошечную надежду обнаружить на кухонном столе что-нибудь аппетитное. Надежда была напрасной. Дверь в подвал была открыта настежь, свет внизу ярко горел, и, поднимаясь вверх по узкой лестнице, раздавались звуки хлопающих дверей шкафа, падающих на пол полок и перетаскиваемых волоком предметов. Через несколько минут звуки сражения поутихли, и Доктор поднялся наверх с пылающим лицом, тяжело дыша. Даже не взглянув на меня, он пронесся через холл в кабинет, где снова начал хлопать дверьми, что-то рушить и бросать. Когда я заглянул в кабинет через дверную щель, он сидел за рабочим столом, выдвигая ящики один за другим.
– Что-то должно было остаться, – бормотал Доктор себе под нос, – письмо, счет, контракт оказания услуг, ну, хоть что-то…
Я аж подпрыгнул, когда он с треском задвинул последний ящик. Доктор поднял голову и посмотрел на меня, возникшего в дверном проеме, с таким недоумением, словно не я был его единственным компаньоном на протяжении последнего полугода.
– В чем дело? – требовательно спросил он. – Что ты там топчешься, Уилл Генри?
– Я хотел спросить…
– Да, да, спрашивай. Спрашивай!
– Да, сэр. Я собирался спросить, сэр, не хотите ли вы, чтобы я сбегал на рынок?
– На рынок? Зачем это нужно, Уилл Генри?
– Купить что-нибудь поесть, сэр.
– Боже милостивый, ты вообще думаешь о чем-нибудь еще?
– Да, сэр.
– О чем же еще?
– Еще?
– Да, о чем еще, кроме еды, ты думаешь?
– Ну, я… я много о чем думаю, сэр.
– Понятно, но о чем конкретно – вот мой вопрос.
Он бросил на меня сердитый взгляд, барабаня тонкими пальцами по полированной поверхности стола.
– Ты знаешь, что такое обжорство, Уилл Генри?
– Да, сэр. И что такое голод.
Он улыбнулся в ответ. Ну, хоть так, сказал я себе; мог бы и запустить в меня чем-нибудь тяжелым.
– И что же? – спросил он.
– Сэр? – спросил я.
– Что еще занимает твои мысли?
– Я пытаюсь… понять, сэр.
– Понять что?
– Для чего я… смысл того, что… того, чему вы учите меня, сэр… но в основном, честно говоря, сэр, ибо ложь – худший вид шутовства, сэр – я пытаюсь не думать о большем количестве того, о чем думаю, если вы понимаете, сэр…
Махнув на меня рукой, как бы отпуская, он сказал:
– Ты знаешь, где у нас лежат деньги. Беги на рынок, раз тебе так надо, но только одна нога здесь – другая там. Ни с кем не говори, а если кто-то заговорит с тобой, скажешь, что у нас все в порядке – я работаю над новым трактатом или что-нибудь в этом духе. Главное, не говори правду. Помни, Уилл Генри, есть ложь, порожденная необходимостью – не глупостью.
С более легким сердцем я оставил