.
ней на кладбище той ночью, и она, должно быть, свалилась у меня с головы, когда они… когда мы покидали кладбище, сэр. Вот я и хотел спросить, не находили ли вы ее, когда возвращались туда, чтобы… чтобы все прибрать.
– Я не видел ничего, кроме шляпы старины Эразмуса, которую ты сжег. А откуда у тебя шапка, Уилл Генри?
– Она уже была, когда я переехал, сэр. Она была моя.
– Куда переехал?
– Сюда, сэр. Когда я переехал к вам жить. Эта шапка – подарок отца.
– Понятно. Это была его шапка?
– Нет, сэр, моя.
– А… Я-то подумал, она хранит для тебя сентиментальные воспоминания, поэтому представляет такую ценность.
– Так и есть, сэр.
– Почему? Что особенного может быть в шапке, Уилл Генри?
– Ее дал мне отец, – повторил я.
– Твой отец. Уилл Генри, могу я дать тебе совет?
– Да, сэр. Разумеется, сэр.
– Не вкладывай столько души в материальные ценности.
– Хорошо, сэр.
– Разумеется, совет не нов. И все же более ценен, чем твоя шапка, Уилл Генри. Я ответил на твой вопрос?
– Да, сэр. Полагаю, я потерял ее навсегда.
– Ничего нельзя потерять. Кроме, пожалуй, свидетельств того, что мой отец заказывал привезти ему Антропофагов. Почему ты все еще здесь?
– Сэр?
– Или иди на рынок, или давай помогай мне, Уилл Генри. Пошевеливайся! Не понимаю, как ты втянул меня в этот философский диспут! Я отвлекся.
– Я просто хотел спросить, не находили ли вы мою шапку, сэр.
– Нет, не находил.
– Это все, что я хотел узнать, сэр.
– Если тебе нужно мое разрешение, чтобы купить новую шапку, можешь зайти к скорняку.
– Мне не нужна новая шапка, сэр. Мне нужна была та.
Он вздохнул. Я поспешил удалиться прежде, чем он что-нибудь ответит. Для меня все было просто. Или он нашел шапку на кладбище, или нет. Сказал бы просто: «Нет, Уилл Генри, я не видел твоей шапочки». Мне этого было бы достаточно. Я не чувствовал себя ответственным за то, что разговор у нас вышел таким запутанным. Бывало, несмотря на то что он родился в Америке и получил образование в Лондоне, Доктора ставил в тупик самый обычный разговор.
Я пошел в город без шапки, но счастливый. На короткое время – драгоценное время – я чувствовал себя свободным от всего, связанного с монстрами и монстрологией. Тем более что последние четыре дня были не из легких. Неужели всего четыре дня прошло с тех пор, как Эразмус Грей постучал в нашу дверь со своей жуткой ношей? Казалось, что вечность. Топая по булыжным улицам Нового Иерусалима, глубоко вдыхая чистый свежий весенний воздух, я подумал на краткий миг и уже не в первый раз с того момента, как я поселился у Доктора (а кто бы не подумал?), о побеге.
Доктор не устанавливал решетки на окна, он не запирал меня в комнате на ночь, как маленькую птичку в клетке. Когда ему не нужны были мои «незаменимые» услуги, он вообще меня едва замечал. Если бы я исчез во время одного из его приступов меланхолии, он вообще заметил бы мое отсутствие только через месяц. Как раб, гнущий спину на хлопковых плантациях Старого Юга, я мечтал сбежать и не задавал себе