Должники. Татьяна Лунина
уже командир не раз намекал, что в нашем полку политподготовкой занимается баба. Не догадываешься, кого он имел в виду?
– Я, товарищ подполковник, всего лишь пытаюсь помочь. Чтобы досуг людей чем-то заполнить, клубную работу наладить, кружки какие организовать, чтобы женсовет способствовал укреплению семьи.
– Семью, Клавдия, укрепляют дети. А твои бестолковые подопечные только сплетни по городку разносят да за дефицит в военторге дерутся.
– Но ты же сам говорил, что за отлично налаженную работу нашего актива тебя в штабе округа хвалят. И разводов у нас не бывает, и жалоб, и общественный детсад работает – чего же еще? – Клавдия Семеновна старалась вести разговор спокойно, но дрожащий подбородок и мгновенно повлажневшие глаза выдавали обиду. Семенчук вздохнул и обнял жену за плечи.
– Прости, Клаша, знаю, сам виноват… Не настоял бы тогда на аборте, уже, может, и внуков бы нянчили. За тебя испугался, думал, загрызет мать, что в подоле принесешь. Раньше ж это позором было, не то, что теперь: мать-одиночка – почти героиня. Если б вернуть то время, все бросил бы да примчался за тобой. Расписали бы и так, никуда не делись: до восемнадцати лет полгода оставалось. А мы, дураки, совершеннолетия твоего дождались, а ребенка потеряли.
– Молодые были, Тимоша, глупые.
– Теперь вот с чужими детьми возимся, мать их за ногу! Они отношения через мордобой выясняют, а нам покоя нет.
– Девчонка уж больно хорошая, Тимоша, поет душевно. Мы бы с ней такие концерты давали, на весь округ гремели бы. И на меня в юности чем-то похожа, скажи?
– Не положено советскому офицеру, летчику, руки распускать, да еще со старшим по званию. Это ж мировой скандал, Клаша, крупное чепе, понимаешь?! Еще легко отделался, мог бы запросто под суд чести попасть. А ну их в баню, давай лучше сами споем. Нашу, любимую, давай? – и, не дожидаясь ответа, подполковник затянул слабым дребезжащим тенорком: калина красна-а-ая, калина вызре-е-ела…
– Я у залеточки характер вызна-а-ала, – подхватил негромко басок.
После новогодней драки в Доме офицеров прошло три месяца. Лейтенанту Аренову влепили «строгач» с занесением в личное дело, у его жены случился выкидыш. Скандал, может, и удалось бы замять (кому охота выносит сор из избы?), но кто-то из бдительных однополчан сообщил о случившемся в штаб округа. Приезжала комиссия, разбирались на месте. Замполит с комполка пообещали себе и друг другу отыскать стукача, но слов не сдержали: из своих не признавался никто, а командование имя подписанта не выдавало. Так весь полк и вступил в новый год: с подмоченной репутацией да подлым жалобщиком, настучавшим на товарищей. Неожиданно благородно повел себя капитан Воронов, почти сразу проявив готовность к полному примирению, ни словом не намекнув влиятельному родственнику о неприятном событии. Ровно через десять дней после Нового года к штабисту прикатила супруга с кружевным голубым конвертом в руках и солидным помощником, едва достающим до локтя. А еще спустя десять дней капитану опять улыбнулась Фортуна: он получил приказ отбыть для дальнейшего прохождения службы в ГСВГ