Девять огоньков. Серия «Очень маленькое созвездие». Ольга Апреликова
тебя зовут? – теряя терпение, повысил голос старик.
– Зачем тебе столько сыновей, если ты даже не помнишь, как зовут каждого?
– Не твое дело.
– Да, ты прав, мне до тебя и твоего выводка нет дела, – подумав, равнодушно признал он.
– Ты дерзок. Силу почуял?
– Ага, – согласился он, играя молниями. Удар, еще удар, треск и грохот, сумасшедший визг ветра. Переждав шум, он терпеливо пояснил: – Думаю, это мерзко – иметь столько никчемных детей. Твой мир скоро сдохнет именно потому, что они ни на что не годятся. После твоей смерти они передушат младших, перережут друг друга, а страну разорвут в клочки. Яд везде и реки крови.
– …Кто ты такой, чтоб судить об этом?
– Я? Я твой последний отпрыск. Я – будущее, которое не имеет отношения к тебе. Потому что у меня нет имени, которое должен был дать ты. И я свободен, – он припомнил молекулярную решетку углерода и из молекул воздуха создал алмаз – растил его, пока мог удержать в руках, потом уронил тяжесть на пол: – Вот в уплату за корм и кров.
– Не хами. Шкуру велю спустить.
– Поздно, – развеселился он, и по кровлям, крышам, навесам и карнизам покатился веселый стук градин. – Это раньше я маленький был и терпел… Да, кстати, а сколько своих детей в год ты хоронишь?
Старик смотрел на него так, что он засомневался, действительно ли были услышаны его слова. Старик потер висок и сказал свистящим шепотом:
– Не может быть. Не может быть, чтоб это оказался ты… Твоя мать… Кто она была?
– Она… Она была тоненькой пятнадцатилетней девочкой, которую некому было защитить от взгляда царя. Беременность мной в итоге ее убила, – исчерпывающе ответил он. – Она умерла от женской болезни, когда мне было около пяти лет.
– Так ты – тот дикий заморыш, беглец… И ты оказался последним? Назови свое имя! Назови свое имя!
Град стучал по окнам. Пахло стылым небом и мокрой землей. Из-за запаха земли он вспомнил, как хоронили его мать, и как остыл весь мир, когда земля ее скрыла. Он стиснул зубы – а молнии непрерывно, в такт его сорвавшемуся в галоп сердцу, лупили по Дворцу уже беззвучно. От башен под их ударами веерами разлеталась щебенка. Бледный старик смотрел на него выцветшими глазами. Он волевым усилием прекратил истерику внутри себя, и молнии затихли. Земля вокруг Дворца, заваленная каменной крошкой, стояла в розовом электрическом тумане. Стало слышно вой и вопли людей.
– Никто и никогда не звал меня по имени, кроме матери. Его дала мне она, а не ты – я думаю, что у тебя нет права его знать, – что-то, какая-то неправда в своих хриплых словах его смутила тогда, что-то задело, но он не дал воли душе, только добавил совсем уж по-детски: – Мне было бы противно, если б ты его произнес.
– Как же зовут тебя люди? – самообладания старику тоже хватало.
Он бы и сам утром не поверил, что может выпороть Дворец молниями.
– Здесь на земле? Здесь