Абсурд. Виталий Лнонидович Запека
смертной казни, но и даже малейшему тюремному сроку. Копаться глубже, в период детства и юности не имело смысла. Там все было безоблачным и не криминальным.
Алекс застонал. Оказалось, вслух. Его сокамерники встрепенулись, заволновались. Но, согласно неписанным тюремным законам, к нему не лезли с сочувствием. Только старший камеры со своего места предложил:
– Если захочешь, мы сможем убить тебя безболезненно. Будет лучше, чем расстрел. При расстреле еще куда пуля попадет. Может еще мучится доведется. А мы гарантированно. Мгновенно. Ты подумай. Скажешь. Мы для тебя… Со всем уважением.
От слов старшего Алекс едва не заплакал.
– За что? За что меня расстреливать? Я не сделал ничего такого. Даже адвокат не знает в чем моя вина!
– Адвокат дерьмо. Надо другого. Но запомни – теперь тебе ни один адвокат не поможет. В Главном зале Верховного суда Высшей Справедливости выносят только расстрельные приговоры. Никогда там не было приговоров со сроками или оправдательных. Там только расстрельные.
– За что? Почему мне не говорят в чем вина?! – Алекс вскочил и забегал по свободному пространству камеры. – Как можно меня расстрелять?
– Скажут на суде. – Ответил ему старший. Затем, чуть подумав, добавил. – Наверное.
Алекс упал на свою кровать лицом вниз. Накрыл голову подушкой. Не хотелось никого видеть и слышать. Хотелось заплакать, даже не просто заплакать – зарыдать навзрыд. Не смог.
Сокамерники ему не мешали, не беспокоили. Вели себя подчеркнуто тихо. «Живи и не мешай жить другому».
Как ни странно – ему удалось заснуть. И даже увидеть во сне Марию. Это были самые счастливые мгновенья, с тех пор как он оказался в тюрьме.
*****
Он проснулся от грохота посуды. Обед. Молча поднялся, получил свою пайку. Но уже хитрил – становился сбоку от окошка, а затем протягивал руку за едой. Так его не могли сфотографировать. Этим же способом вернул пустую посуду после еды. С той стороны двери были явно разочарованы.
После обеда некоторое время Алекс ходил по камере. Хотелось действовать, защищать себя. Он кинулся к двери, стал колотить по железу кулаками.
– Я требую бумагу и ручку! Я требую бумагу и ручку! Я буду писать!
Окошко открылось. На этот раз Алекс не уберегся – его снова сфотографировали. Он едва успел отвернуться от вспышки и прикрыть глаза. Не ослепило.
– Бумагу. Бумагу и ручку мне! Я должен написать прошение! Заявление хочу написать!
Он боялся, что ему откажут. Но голос за дверью ответил:
– Сей момент, с большим удовольствием!
И действительно, через короткий промежуток времени, окошко вновь открылось и ему протянули целую стопку бумаги и ручку.
– Ты в разные адреса пиши. Побольше. – Посоветовал ему надзиратель. – Поможет.
Алекс растерялся от такой любезности тюремщика. Забыл даже поблагодарить. Жадно ухватил бумагу, подбежал к столу.
– Как правильно писать? На кого? – Спросил он у своих сокамерников.
– Что