Nathalie. История одного воскрешения. Никита Мирошников
открыт…
– В de la Paix не пробиться…
Мои спутницы никак не реагировали на это и молча продолжали идти. Когда мы свернули на rue de l’Arcade, всё стихло. Не было больше призрачных фигур, орган смолк.
По ногам стучал прохладный и мокрый воздух… Вдалеке уже виднелся Bedford, к которому ноги сами вели нашу компанию. Но могильный туман сгустился у наших ног, мы не могли идти – ноги, словно пристыли к земле. В один момент моё тело перестало принадлежать мне. Я почувствовала себя зрителем циркового представления, насильно влекомого клоуном на сцену.
Я услышала страшный крик и плач… Ужас сковал меня…
– Зачем, зачем ты оставил меня? – рвал нещадно мой слух чей-то предсмертный вопль… Из мрачного тумана появился некто в белой рубахе, залитой кровью… Это кричал он… Его лицо было пятном света, я не могла его разглядеть… Страдалец уже запыхался, убегая от кого-то или куда-то ускользая… Он упал на колени предо мною, протянув ко мне свои окровавленные руки… В каждой его ладони зияла дыра…
– Он оставил меня… Я не хотел… Что я натворил… О, прости меня, прости, святая дева – омывая своей кровью мои мужские туфли, разрывался в сокрушении страдающий от боли скиталец…
– Я хотел спасти их, спасти… О, горе мне! Они настигнут меня! Они проденут через мои раны на руках и ногах свои жёсткие нити… Я стану марионеткой в их театре… Как я истерзан! Всё перевернули! Моё тело будет тлеть вечно! Они не оставят меня в покое! Именем моим да восстанет ложь в каждом, присягнувшим ему! Я хочу покоя! Я хочу всем спасения! За что он меня оставил!
И я услышала небесный хор. Слёзы ангелов омывали всё вокруг… Омывали его раны… Я искренне хотела помочь ему, хотела простить… Сама чувствовала себя виноватой. Он бледнел. Лица я по-прежнему не видела, но руки, истерзанные его руки, выходящие из под безразмерного белого окровавленного мешка, который был на нём, коченели. К дождю прибавилась сильная гроза, а он закричал из последних сил хриплым срывающимся голосом.
– Отец! За что!
– Довольно! – резким эхом прозвучал приговорно голос, мгновенно заставивший погоду прийти в прежнее состояние. Что или кто обладал такой мощью, способной остановить этот перфоманс и взять всё внимание на себя?
У входных дверей в Bedford стоял мужчина в чёрном цилиндре и белых перчатках. В его руке сиял пламень дорогой сигары. Он был довольно полный, с ухоженными мягкими нам вид усами, делавшими его похожим на откормленного и обласканного жизнью черного кота…
– Довольно, милый друг – уже спокойнее, но не менее твёрдо, повторил человек у дверей отеля.
– Спектакль окончен! – закричал он, и затем тихо и нежно обратился к нам.
– Je vous demande, les gentilles!
Ноги наши снова стали подвижны, мы медленно начали отходить от страдающего… – Ну же! Смелее! Шествие уже близко!
Мы подошли к зовущему нас господину, оставив сидеть на коленях в луже крови умирающего. Господин в цилиндре переметнулся с Евгенией и Елизаветой взглядом и улыбкой,