Княжна Дубровина. Евгения Тур
И что это такое – опекуны? – удивилась Анюта. – Опекуны управляют имением и воспитывают малолетних; они должны заменять отца и мать сиротам, отданным на их попечение.
– Папочка, вы мой отец. Зачем мне другого. Я не хочу.
– На это не твоя воля, тебя не спрашивают – такова воля твоего прадеда. Он меня не видал и не знал.
– Он знал, что вы меня к себе взяли, – сказала Анюта, – взяли как родную дочь.
– Конечно, это он знал, но ты должна быть воспитана иначе, в столице.
– Что? Что такое? – испуганно воскликнула Анюта.
– В столице, в Москве, у теток.
– Папочка! Папочка! Что вы? Этого не может быть! Я не хочу! Неужели… Не…
Анюта не договорила, рыдания подступили ей к горлу и душили ее.
Папочка обнял ее с чувством:
– Да, дитя мое милое, нам надо расстаться, через неделю я отвезу тебя в Москву.
– Но я не хочу, не хочу, – сказала вдруг Анюта решительно, и слезы мгновенно высохли, а глаза ее загорелись. – Никто не может отнять меня у вас, не отдавайте меня. Я не хочу уезжать отсюда. Никто прежде не хотел взять меня, а теперь вступились! Теперь я не хочу! Не хочу!
Маша подошла к ней и нежно обняла ее.
– Анюта, милая, приди в себя. Не прибавляй лишнего горя к нашему общему горю. Сердце мое и без того изболелось. Пожалей папочку, он вчера был сам не свой, да и нынче не легче, этого переменить нельзя, покорись. В завещании сказано, чтобы ты была воспитана в доме теток, в Москве, ты малолетняя и не можешь ничего решать сама!
Анюта бросилась Маше на шею и, рыдая, спрятала на ее груди свою голову. Девочки плакали. Ваня побледнел и сидел неподвижно, Митя был серьезен. Папочка стоял, печально понурив голову над рыдавшей Анютой. Когда она наплакалась и смогла говорить, то подняла голову и взглянула на папочку и Машу:
– Но вы меня не оставите, вы переедете в Москву и будете видеть меня каждый день.
– Анюта, будь благоразумна, покажи свою волю, у тебя ее много, – сказала Маша, – покорись. Мы не можем все ехать с тобой, ты поедешь в Москву с папочкой.
Анюта выпрямилась, всплеснула руками и раздирающим душу голосом воскликнула:
– Да как же я оставлю вас!
В порыве отчаяния она бросилась на диван и горько зарыдала, теперь уже без слез. Маша встала подле нее на колени, Ваня побежал за стаканом воды. И долго ее уговаривала Маша, и долго отпаивала водой. Папочка был не в силах вынести столь сильного детского горя и, махнув рукой, вышел из комнаты.
Последняя неделя жизни Анюты у папочки пролетела как стрела, хотя каждый день тянулся, как след улитки. Дни ползли, а неделя пролетела. Анюта и не заметила, как прошло четыре дня. То, что в недавнем прошлом приводило ее в восторг, вызывало теперь потоки слез. Однажды пришла портниха примеривать новые платья: одно – черное шерстяное, другое – из какой-то толстой материи, тоже черное (папочка полагал, что она должна носить траур по прадеду), но такое нарядное, с замечательной отделкой; и еще – серое, с отливом.
– Это полутраур, для праздника, – сказала Маша, – не правда ли, Анюта, прекрасное платье?
Но