Земля осени. Борис Колымагин
кругу
вдоль по решеток и дворцов.
Я осень – тихую подругу —
спокойность синяя цветов.
Здесь пил вино, здесь целовались,
вдоль по, вдоль за – канала за
такая жизнь, такая малость,
экскурсионные глаза.
Сейчас присяду на скамейке
и – осень, Болдино – на старт.
Но нет! Прохожий в телогрейке
стоит «подвинься» тут как тут.
Ни декабрьским ледоходом
ни волненьем tete-a-tete
в передряге дальних лет
Блоком ни иль теплоходом
греет не, томит нисколько
навевает никуда
а – отчетливые строки
петербургская судьба
не чахоточный, возможно
а закрученный, затем
не сумняшеся ничтоже
между всех и – между тем
Дачи – их много – в сосновом
за Щучьим – трасса, перегоняют
коньковым
шагом мечтающего, цепляет взгляд —
компания поддатая – к Ахматовой
лыжи громкие – по шершавому —
к даче
мимо колодца – и не иначе
картошка с селедкой, водка
(Ахметьев добавит: молодка)
возле залива, да-с, культурно,
недалеко от Санкт-Петербурга
непонятно что там дальше
и как там дальше:
семью стихами не прокормить.
Возникали чувства всякие,
выходили люди важные
и читали по бумажке,
и играла всюду музыка,
развеселая такая.
Друг за другом наблюдали —
как одеты и обуты.
Улетали в небо шарики,
громко хлопали ладоши
и, казалось, все хорошие.
Молоток неугомонно,
свежесть краски – обновленье,
новых парт столпотворенье,
теплый дождик – на сентябрь.
Я – всем новый – оживленно,
класс – от шуток, и косички —
засмотрелся. «А, отличник!» —
Колька выполз как дикарь.
Чинят стенд – пошел на помощь.
Колька сбоку снова тянет,
а Наташка и не взглянет,
что-то пишет в дневнике.
Звезда послушною кобылкой
глядела сумрачной опилкой,
труба раскинула дымы.
Вторая смена шла забором,
помято избы косогором,
и перетявкивались псы.
Шоссе носилось, притухая,
Кузьмич пыхтел возле сарая,
и на крыльце скучали мы.
Солнечко мое солнечко солное,
грибков бы тебе еще баночку,
посиди, погляжу, Машенька,
схожу в погреб принесу квашеной.
Пойдем завтра пораньше к вырубке,
там малины, чай, бабы ведрами,
и лукошко возьмем, белых-то.
Вот какая ты стала, поди узнай!
А тут ходит Кузьма, спрашивает,
я ему, стало быть, в городе.
Хорошо не забыла нас,