Жизнь наоборот. Галия Мавлютова
очень дорого!»
Воронцов прислушивался к шёпоту Хохленко, сжимая кулаки. Назревал скандал, но Батанов мигом пресёк злостные происки:
– Какие ещё проститутки? А?
– Это Дэн! – заржали опера. – Хохол же! У него в голове одни проститутки. Показатели на них делает. Увидит номер телефона на асфальте и давай звонить. И сам попользуется, и притон оформит.
– Показатели – дело хорошее; всем бы так, – беззлобно буркнул Батанов. – По местам! Я на связи.
Сразу стало тихо. Батанов углубился в изучение оперативной сводки. Оперативники дружно поднялись и гуськом направились к выходу. Кузина сидела за столом и хлопала глазами.
– Это не честно! – сказала она, не надеясь, что её услышат.
Услышали.
– Не честно приходить на работу, как на тусовку, – не поднимая глаз от бумаг, сказал Батанов.
– Но… – Алина скукожилась под испепеляющим взглядом Константина Петровича. – Я иду-иду, Константин Петрович, не волнуйтесь вы так!
Батанов, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить в Кузину телефоном; замотал головой, что-то мыча. Его заметно подбрасывало на стуле. Когда дверь за Алиной закрылась, Батанов осел и мотнул головой, потом поднял трубку прямой связи и прошипел:
– Димыч, поищи там что-нибудь из обуви. Она вся перекосилась от боли. Дура!
– Дура натуральная, – с радостью согласился Воронцов и открыл шкаф, надеясь найти там что-нибудь подходящее.
Откопав в пыли древние кроссовки, долго рассматривал подошвы, надеясь увидеть размер, да только за давностью лет номер стёрся. Дима поколотил кроссовками по стулу, выбивая скопившуюся грязь, и пошёл к Алине. Кузина горько плакала, обиженная на себя, начальника, но больше всего, на новые ботильоны. Такие надежды возлагала на обновку, а вместо радости получила горькие слёзы. Стыдно перед оперативниками. Нет в жизни счастья.
– Линок, может, ты всё-таки в следствие пойдёшь работать? – спросил Воронцов, изнывая от желания обнять Алину, но не посмел и лишь вздохнул.
От его слов плачущая девушка мигом трансформировалась в злую фурию. Только что сидела опечаленная красавица, залитая слезами, и вдруг перед Димиными глазами предстала настоящая ведьма: нос вздёрнулся, разбух, глаза вылезли на лоб, губы затряслись и посинели. Вместо девушки с модельной внешностью на Воронцова уставилась настоящая злая Баба Яга.
– Ты чего, Линок? Не волнуйся так, успокойся, – испугался Воронцов. – На, держи кроссовки, других нету.
– Я никогда не пойду в следствие, понял? Я буду работать в уголовном розыске. И точка. Эти кроссовки сорок пятого размера. Я в них утону.
– Тони, тони на здоровье, как в «Титанике», – хмыкнул Дима, – тебе же патрулировать по улицам. Все ноги до попы сносишь.
– Почему ты гонишь меня в следствие? Тебе стыдно за меня? – вновь пригорюнилась Алина.
Она взгромоздилась на уродливые кроссовки, словно в коровью лепёшку наступила. Забавная картинка развеселила Воронцова. Он обнял Алину и чмокнул