Отель «Нью-Гэмпшир». Джон Ирвинг
официант начал раздеваться.
– Все, кроме твоего пиджака, приятель, – сказал ему Фрейд. – Доктора не носят официантских фраков.
У отца был черный пиджак, который более или менее подходил к брюкам официанта, и он принес его Фрейду.
– Я миллион раз им говорил, – сказал старший официант, хотя очень странно было видеть, как он, стоя нагишом, говорит с таким апломбом, – что должен быть доктор, который постоянно жил бы в отеле.
– Ну вот, – объявил Фрейд, полностью одевшись.
Дежурный клерк побежал к главному зданию впереди него. Отец смотрел, как старший официант беспомощно глядит на оставленный Фрейдом комбинезон: тот был не слишком чистым и основательно провонял Штатом Мэн, официант явно не хотел его надевать. Отец побежал догонять Фрейда.
По гравиевой дорожке напротив главного входа немцы волочили теперь здоровенный сундук; утром кому-то придется изрядно поработать граблями.
– Разве нет никто в этой отел помочь нам? – проорал один из немцев.
На чистом, без единого пятнышка, прилавке в служебной комнате между главным обеденным залом и кухней лежал как труп здоровенный немец с рассеченной щекой.
Его бледная голова покоилась на сложенном пиджаке, который уже никогда больше не будет белым; его пропеллер из галстука-бабочки осел на горло, пояс был ослаблен.
– Это кароший доктор? – спросил он у приемного клерка.
Молодая великанша в платье с желтыми рюшами ринулась вперед и схватила клерка за руку.
– Отличный доктор, – заверил его дежурный клерк.
– Особенно в накладывании швов, – сказал мой отец.
А моя мать сжала его руку.
– Думай, этот не очень цивилизованная отель, – сказал немец.
– Это есть дикий место, – сказала загорелая атлетка, но тут же поспешила усмехнуться. – Думай, это nicht очень страшный рана. – Она повернулась к моим отцу с матерью и дежурному клерку. – Думай, нам не надо очень кароший доктор, починить эту рану.
– Лишь бы только не еврей, – пошутил немец.
Он закашлялся. Фрейд был за дверью, и его никто пока не видел; он никак не мог продеть нитку в иголку.
– Это не еврей, я уверена, – рассмеялась загорелая принцесса. – Они не имеют евреев в Мэне!
Но когда она увидела Фрейда, у нее уже не было такой уверенности.
– Guten Abend?Meine Dame und Herr, – сказал Фрейд. – Was ist los?[2]
Мой отец сказал, что Фрейд в черном пиджаке казался таким маленьким и настолько был обезображен этими его шрамами от нарывов, что немедленно складывалось впечатление, будто свою одежду он украл – причем по крайней мере у двух различных людей. Даже его самый бросающийся в глаза инструмент был черным: черный моток ниток, который он сжимал в руках, обтянутых серыми резиновыми перчатками, какими пользуются посудомойки. В маленьких руках Фрейда лучшая иголка, найденная им в «арбутнотовской» прачечной, выглядела слишком большой, как будто он схватил иголку, которой зашивают паруса на гоночных яхтах. Хотя, возможно, так оно
Добрый вечер? Дама и господин. Что случилось?