Любовница Иуды. Александр Григорьевич Гайсин
по себе ещё страдало от ушибов, от расстройства желудка после обильной пищи, но эти двое уже не чувствовали его страданий: они плавали в чудесном эфире безмятежности, испытывая ощущение слитности с невидимым миром, чувство легкости, идущее от детских снов, от ребячьих ночных полетов над поверхностью грубой жизни…
Иуда уже знал, дух Вениамина проходит сейчас подготовительную стадию, ожидает решения с другими умершими, вместе с убийцами и прелюбодеями, привыкает в течение отведенного каждому срока к иному состоянию, прощается с дорогими местами любви и преступлений. Этой болезненной отрыжкой выжигается последний земной мусор, потом начнется период привыкания к ложной безответственности и к комфортабельному забвению, новое астральное тело по-детски купается в эфирном блаженстве, будучи уверено, что удачно проскочило через сортировочную машину – но заблуждаться ему недолго, как и людям на земле.
– Здравствуйте, Вениамин Михайлович! – поприветствовал Иуда новичка с насмешливой любезностью.
– Здравствуйте, – ответили ему. – А вы кто?
– Вам разве не объяснили? Эти бюрократы могли и забыть. Я – Иуда Симонов. Тот самый…
Он рассказал о цели своего визита на остров Тотэмос, а про себя отметил, что Вениамин смотрит на него с потешным ужасом и любопытством – Веня был ещё связан тайной пуповиной с этими конкретными переживаниями, которые уже не разрушали нервные клетки, а даже доставляли определенное удовольствие. Душа резвилась, продолжая по инерции играть в земные заботы по старым правилам: так же реально чувствует человек давно отрезанную ногу.
– …Через сорок дней? – испугался Вениамин. – А как же дети? Они-то в чем виноваты? – Застеснявшись нелепости вопроса, он кротко улыбнулся. – Как они, кстати?
– Ваши дети? Я ещё не видел их. А вы, гляжу, тоскуете?
Кувшинников огорченно вздохнул.
– На земле я страстно мечтал о небе, как перелетная птица – о заморских странах. А теперь чего-то жаль… Чего-то не хватает!
– Это пройдет. Должно пройти. Это остатки былой гордыни. От вас что-то зависело. А сейчас вы никто. Меня, например, это долго угнетало, – пояснил Иуда с видом небесного старожила, проникаясь симпатией к хозяину тела.
– А почему именно вам, простите, поручили это задание? – спросил Вениамин с заметной обидой.
– Начинается! Не успеют из яйца вылупиться, как уже чем-то недовольны, уже бунтуют, – шутливо проворчал Иуда, вспомнив, что когда-то и сам был таким. – Запомните, Вениамин: проклятые вопросы задаются только на земле. А здесь всякие свобода и анархия прекращаются, здесь царят логика и порядок. Избавляйтесь от скифских привычек. Будете совать свой нос во всякие секреты – сошлют вас куда-нибудь, скажем, в Египет, каким-нибудь евнухом – по капле выдавливать из себя грешного человека.
– Вам не нравится, что вы стали Кувшинниковым? – улыбнулся Вениамин.
– А кто такой Кувшинников?