Стена. Владимир Мединский
отступить на пару шагов и лишь тогда, видимо, разглядели человека, неожиданно и необъяснимо пришедшего на помощь русскому дикарю.
Рядом с Григорием, плечом к плечу, стоял молодой мужчина, закованный в стальную кирасу и в легком шлеме пехотинца. Но то были не польские кираса и шлем-капалин, в этом Колдырев уже научился разбираться.
– Ты кто такой? Чего тебе-то надо? Мы с тобой не ссорились! – заорал десятник, прыгая в стороне на пятках – лучшее, как известно, лекарство от удара в промежность – и закипая еще большей яростью. – Оставь мне эту русскую скотину!
– Ваше право! – последовал ответ. – Ваше право. Может, он и русский, и скотина, но мне он – друг.
Эти слова заставили Колдырева пристальнее глянуть на храбреца, и под козырьком шлема он при отблеске фонаря рассмотрел знакомые рыжие усы.
– Фриц! – ахнул Григорий.
– Яволь! – откликнулся немец, умелым батманом выбивая саблю из рук еще одного поляка. – Как это вы тогда сказали? «Случай надежнее правила»? Имеем повод в этом убеди… Куда ты пятишься, куда пятишься, дурак? Иди сюда, ты ведь, кажется, хотел драться?
Эти слова относились к юноше, у которого явно пропало желание продолжать драку, обещавшую обойтись слишком дорого – союзник русского вращал своей длиннющей шпагой, рубил и колол замысловато и без малейшей остановки так, словно продолжением собственной руки, притом оставаясь абсолютно хладнокровен.
– Господи помилуй, Фриц, мне жаль, что я втравил вас в эту схватку! – по-немецки воскликнул Григорий. – Я просто не успел удрать.
– Пф! Кажется, не в этом дело… что к вашей чести! – хмыкнул немец. – Я слышал, что наговорил тот краснорожий кретин… Эй, парень! Решил подколоть меня снизу? Это мой… любимый прием… и ответ! Н-на!
– О-о-о! Нога! – взвыл польский солдатик…
Не прошло и двух минут, как половина нападающих были без опасности для их жизни выведены из строя, остальные же продолжали пятиться, не решаясь атаковать опасных противников. К стыду своему, Колдырев вряд ли имел право разделить успех поединка с товарищем. Ибо в этот раз он, сколько ни махал шпагой, так никого из противников ни разу и не задел.
Тут в конце улицы послышался дробный стук подков и замелькали факелы – конный разъезд появился здесь, как водится, с опозданием, но определенно не случайно. Не послушались грозную пани Агнешку, не ушли подальше, и она наверняка послала слуг к местному начальнику гарнизона.
– Прочь отсюда! – закричал кто-то из поляков и мигом ретировался.
Остальные резво последовали его примеру.
Оставшись в одиночестве против двоих противников, протрезвевший десятник переминался с ноги на ногу.
– Нам тоже надо бежать! – воскликнул Фриц. – Останемся последними – первыми будем виноваты. Скорее, Григорий, или ваша любовь к Отечеству дорого обойдется не только вам, но и мне!
Они бросились к коновязи у фонтана и, перерубив уздечки, вскочили на коней.
Не оглядываясь, Григорий и Фриц рванули со двора борделя через хозяйственные задние ворота как раз в тот миг, как патруль въезжал