Стеклодув. Елизавета Прибой
не полюбит ни ферму, ни разводимых на ней породистых лошадей так же сильно, как любил он сам. Так что лошади и морковки стали для Яна работой, а стеклянные фигуры – настоящим призванием.
– Хорошо, что ты выращиваешь лошадей. Они уезжают отсюда не умирать, а жить, – сказала я, нарушив ритмичную симфонию звуков работы. – Я сегодня видела, как одна из коров на ферме Толстого Бычка протаранила ограду и убежала в поле, а, добежав до реки, плюхнулась в воду и поплыла, только бы не уезжать на бойню. Ты когда-нибудь видел, чтобы корова плавала? – я смотрела, как Ян сосредоточенно полировал край аквариума.
Наш городок был центром особой фермерской зоны, которая раскинулась на километры вокруг и славилась качеством товара. Убегающие к горизонту ровные грядки моркови и капусты, мирно пасущиеся животные, тарахтящие на ухабах грузовички – рай городского жителя и милая обыденность для нас. И глубоко мной презираемый Толстый Бычок – фермер, получивший свое прозвище за тяжелый характер и особую упитанность выращиваемых им животных. Одному богу известно, чем он их кормил, но я, с юношеских лет не евшая мясо, свято верила, что в аду для него приготовлено такое же жаркое место, как эта стеклодувная печь.
– И что, поймали её?
– Нет. Говорят, она выплыла на каком-то островке и прячется там. А если к ней приблизиться, прыгает в воду и уплывает на другой край. Мне иногда кажется, что, если бы людей тоже мог кто-нибудь съесть, они бы любили жизнь гораздо больше. Один тип, который ходит к моему папе на уколы, все время в деталях продумывает, что будет, если он разобьет на лестнице голову или его собьет машина. Один раз даже воображал, как за ним гонится здоровенный бык. Вряд ли он правда хочет умереть, но это так мерзко – мои родители его усердно лечат, а он только размышляет, как бы свести их старания на нет.
– Ты принимаешь это очень близко к сердцу, едва ли он станет специально прыгать с лестницы или дразнить быка.
– Какая разница. Вокруг столько полезных занятий, а все то и дело думают или о том, как они смерти боятся, или о том, как они её хотят. Почему именно я должна жить со знанием всего этого, почему кто-нибудь другой не родился с умением слушать всю эту мерзость? Ты знаешь, что Толстый Бычок никогда не думает, как именно умрут его коровы? Ни разу не слышала.
– Лося, – протяжно и ласково сказал Ян, отправляя очередной аквариум в сушку, – во-первых, насколько я помню, ты и сама любишь об этом подумать и поговорить. А во-вторых, смерть – необходимая часть жизни, люди не могут не думать о ней, и каждый делает это в меру своей… испорченности. А ты родилась такой и такой тебе жить. Скажи ещё сто раз, как тебе тяжело – все равно ничего не изменится, бессмысленно тратить силы, требуя от природы вселенской справедливости. Возьми то, что она тебе дала и сделай с этим в жизни, что можешь, как ещё? – Ян вздохнул, смотря на мою кислую физиономию. – Если мы покатаемся верхом, когда я закончу, это поднимет тебе настроение?
О да, это поднимало мне настроение. Я, оседлав