Смерть Сталина. Леонид Млечин
в жизни. Если я каждую минуту проверяю себя, так ли пошел, так ли сел, так ли засмеялся или заплакал на сцене, то, вероятно, я должен каждую минуту проверять себя и в жизни – так ли я сделал то или это? Если на сцене даже отрицательное должно выглядеть красиво, то в жизни необходимо, чтобы все красиво выходило…
Надо уметь играть царя. Огромной важности, шекспировского размаха его роль. Царю, кажется мне, нужна какая-то особенная наружность, какой-то особенный глаз. Все это представляется мне в величавом виде. Если же природа сделала меня, царя, человеком маленького роста и немного даже с горбом, я должен найти тон, создать себе атмосферу – именно такую, в которой я, маленький и горбатый, производил бы такое впечатление, как произвел бы большой и величественный царь. Надо, чтобы каждый раз, когда я делаю жест перед моим народом, из его груди вырывался возглас на все мое царство:
– Вот это царь!
А если атмосфера не уяснена мною, то жест мой, как у бездарного актера, получается фальшивый, и смущается наблюдатель, и из гущи народа сдавленно и хрипло вырывается полушепот:
– Ну и царь же!
Не понял атмосферы – провалился».
Сталин не провалился. Он умел внушать любовь, благоговение и страх.
Галина Серебрякова продолжала свое описание встречи со Сталиным в Большом театре в Москве во время постановки «Князя Игоря»:
«Маленькие, с желтыми белками глаза излучали необыкновенную силу, впивались, жгли, гипнотизировали…
Необъяснимое чувство тревоги перед этим рябым неулыбчивым человеком все нарастало во мне. Равнодушно пожав мою руку и неторопливо вынув изо рта трубку, он заговорил с кем-то рядом. Затем первым прошел в ложу, сел в уголке один и, казалось, весь отдался чарам гениальной увертюры Бородина.
Много в годы молодости встретилось мне людей, знаменитых и неведомых, недюжинных и посредственных, разных, и, однако, ни один не произвел такого большого и вместе с тем тягостного впечатления, как Сталин. И несомненно одно: это ощущение возникло не теперь, после всего пережитого, оно зародилось в минуты первой встречи и определить его можно только одним словом – смятение…»
Безумно боялись и всех, кто был у Сталина в фаворе. Они на время получали частицу его безграничной власти.
Сталин понимал, что правитель должен быть загадочен. Таинственная краткость и сдержанность, царственная величавость, неспешность движений, скупость жестов и недосказанность повышают авторитет власти. Поэтому он принимал ограниченный круг людей, почти не ездил по стране, редко выступал.
22 июня 1926 года Оржоникидзе писал Кирову из Тифлиса:
«Дней тринадцать Сосо был у нас. Время провели не очень плохо, только извели его приставанием выступить. Один раз удалось его форменно изнасиловать и заставить выступить в железнодорожных мастерских. Народу было не меньше шести-семи тысяч. Встретили его великолепно. В Баку не удалось затащить – побоялся выступления, а надо было».
Считалось, что главный талант Ленина