Почему Я?. Владимир Германович Корешков
из этих?
– Ну из этих, из гламурненьких, – она подняла руки вверх и показала в воздухе кавычки, естественно, маечка тоже поползла вверх, оголив грудь, заставив меня в очередной раз пустить слюну.
– С чего ты взяла?
– Ну как же, ты сам говорил, что тебя женщины не интересует.
У меня появилось острое желание отправить ее обратно в прошлое. Жалко, Гелла не объяснила, как это делается.
– Я не сказал тебе, что меня женщины не ин-те-ре-су-ют, – произнес я зло по слогам. – Я сказал, что ты меня не интересуешь.
– Да?.. Ну извини, значит, я тебя неправильно поняла, хотя для меня это одно и тоже, – ехидно сказала она, усаживаясь в кресло и гипнотизируя своими карими игривыми очами. – Ладно, не обижайся, хорош кипятиться, проехали. Мир, ок?
Действительно, чего на нее обижаться – сам выбрал это диво дивное, никто пистолет у виска не держал. Хотя, я так чувствую, нахлебаюсь я с ней по полной.
– Ок. Мир.
– Супер! – улыбнулась она. – У тебя, кстати, ничего нету выпить? А то у меня была бутылочка «Шеридана» в серванте, куда-то делась.
А вот это уже интересно. Каждый путешественник во времени, преодолевая пространственно-временной континуум, непременно желает набубениться. Интересно, как сей удивительный факт прокомментировал бы великий ученый-теоретик, физик господин Эйнштейн, и как это вообще вписывается в его теорию относительности?
– Выпить у меня тоже ничего нет. Пусто. Я так понимаю, у них здесь в будущем сухой закон. Так что, не обессудь. Могу предложить кофе, чаю или свежевыжатых соков на выбор.
– А что ты пьешь?
– Чай… с мятой.
– С мятой? Как интересно… – сказала она, задумчиво накручивая волосы на палец. – Я слышала, мята успокаивает. Ты что, сильно возбудился?
В ее глазах уже не бесенята плясали, а целая свора чертей, вовсю отжигая, отплясывала канкан. Пожалуй, она решила отыграться по полной за то, что я напугал ее Страшным судом. Я скрипнул зубами и, подняв глаза к небу, в немой мольбе застонал: «Господи, дай мне силы не придушить эту язву!»
– Все-все. Молчу! – Она вскинула руки вверх, как будто сдавалась, проклятая маечка с легкостью поднялась вслед за загорелыми руками своей сволочной хозяйки. – Больше не буду, Олежек, честное слово. Согласна на апельсиновый сок.
Я открыл холодильник, плеснул этой ехидне ледяного апельсинового сока в стакан в тайной надежде, что она застудит свое горло и помолчит хоть немного, будучи не в состоянии больше язвить и издеваться надо мной. Протянул ей стакан – так люди подают яд своей жертве.
– Спасибо, – сказала она, делая небольшой глоток, подленько так глядя на меня поверх стакана своими лукавыми, шальными глазами.
– На здоровье, рыба моя.
Сам я уселся за компьютер. Она тут же подтянула кресло, в котором сидела, поближе ко мне, забралась в него с ногами, положила руки и подбородок на мое плечо, как