Дай мне знать, если все еще…. Алина Вадимовна Кривенец
ее желание здесь и сейчас. Так мог только Он.
Кино. Он смотрел кино, где эпизоды сменялись один за другим слишком быстро, чтобы успеть погрузиться в ту саму минуту, и ощутить прикосновение ее ладони. Стоило только закрыть глаза, как эпизоды начинали прокручиваться один за другим. Ни один режиссер в мире не сможет создать настолько красочную киноленту. Иногда ему казалось, что экранизация эпизодов в его личном кино удостоилась бы Оскара. Только Он не хотел ни с кем делиться своими эпизодами. Такими родными, красочными, и болящими при каждом прокручивании в собственной голове.
Часто ему казалось, что его пристрастие к собственным воспоминаниям находится где-то между здравым смыслом и мазохизмом. Ему было больно от каждой секунды, которая «всплывала» в голове яркой картинкой. Только, несмотря на боль, он продолжал прокручивать эпизод за эпизодом, в надежде хотя бы там, в собственной киноленте, изменить финал. Но ничего изменить Он не мог.
– Да, – он сам испугался собственного голоса, когда ответил на звонок.
– Куда ты пропал? Ты уже три дня не пишешь, не звонишь. Мы расстались? Скажи мне только правду. Прошу тебя.
Никогда так быстро Он не принимал решение.
– Да, прости меня. Я хотел тебе позвонить…
Она не дала договорить фразы, которой, по сути, у Него и не было. Он сказал все, что хотел сказать. Все что Он слышал, это отдельные слова, произнесенные с надрывом и в истерике: «эгоист», «ненавижу», «мразь», «сволочь». Дальше Он не слушал. Его в очередной раз называли эгоистом. Может, тогда, два года назад, она была права? Только тогда Он не воспринимал всерьез ее слов. Ему казалось, что все это надумано. Местами – даже наиграно. Она – хорошая актриса одной роли. Он – уверенный в себе мужчина, который точно знает, чего хочет от жизни. А еще Он точно знал одну вещь: она всегда будет с Ним. Ее волосы медового оттенка с ароматом ванили не могли спадать на чью-то другую щеку. Только на его. И эта уверенность была настолько сильной и глупой, что вторая бутылка виски пока не помогала притупить воспоминания и ненависть к самому себе.
«Чудно. Теперь ненавидящих меня стало больше», – пронеслось в его голове.
Телефон разрывался от звонков. Пять пропущенных. Пятнадцать пропущенных. Когда она успокоится? Он чувствовал, как внутри нарастает гнев. На кого Он гневался? На Лизу, которая стала его очередной жертвой? На Лизу, которую он никогда не любил? На эту самую Лизу, которая, как и она, ждала его звонка каждую минуту, а еще замирала в ожидании, как только слышала шаги на лестничной клетке? Да, вот только это был не Он. И любил…. Любил он только одну. Но и она зря волновалась, услышав тяжелые мужские шаги на лестничной клетке. Звонок был не в ее дверь.
Глава III
Три месяца и четыре дня. Именно столько прошло с момента, когда мой самолет взлетел в небо. В иллюминаторе я видела родной город. Он всегда мне казался таким ярким и красочным. Но в иллюминаторе была серость: серые невзрачные дома, серые дыры разбитого асфальта,