Печальные тропики. Клод Леви-Стросс
копошения. 17-й округ остается застывшим в своем былом великолепии подобно роскошной высохшей хризантеме, которая с достоинством несет свою пышную головку дольше отпущенного срока. 16-й сверкал еще вчера, а теперь его блистательные цветы теряются в лесу новых растущих зданий, которые постепенно превращают округ в обычное предместье.
Если сравнивать города, удаленные друг от друга географически и исторически, то обусловленные этим различия будут усиливаться неодинаковым ритмом жизни. Покидая центр Рио, где ощущаешь атмосферу самого начала века, попадаешь на тихие улицы, длинные проспекты, засаженные пальмами, манговыми деревьями и стрижеными палисандрами, где среди садов возвышаются обветшалые виллы. И перед моим взором будто оживают (как позднее в жилых кварталах Калькутты) Ницца или Биарриц времен правления Наполеона III. Экзотичны не столько тропики, сколько старомодность. Об экзотике свидетельствуют не растительность, а мелкие детали архитектуры и неизменный образ жизни, который внушает путешественнику, что он не преодолел безграничные пространства, а незаметно для себя вернулся в прошлое.
Рио-де-Жанейро построен не как обыкновенный город. Основанный изначально на плоской заболоченной местности, окруженной заливом, он протиснулся между угрюмыми отвесными склонами, которые сжимают его со всех сторон словно пальцы в слишком узкой перчатке. Щупальца города, длиной иногда в двадцать, а то и тридцать километров, протянулись вдоль гранитных образований, чей наклон так крут, что никакая растительность не удержится на них. Иногда на пустынной террасе или в глубокой расщелине можно встретить островок леса, сохранивший девственность благодаря недосягаемости для человека, несмотря на близость: с самолета кажется, что задеваешь ветви, когда летишь между роскошных гобеленов в прохладных торжественных коридорах скал, прежде чем приземлишься. Так щедро одаренный холмами, город относится к ним с явным презрением, что отчасти объясняет недостаток воды на вершине. Рио в этом отношении является противоположностью Читтагонга, расположенного на берегу Бенгальского залива, там на болотистой равнине маленькие конические холмики оранжевой глины, проглядывающей из-под зеленой травы, увенчаны каждый отдельным бунгало – крепостью богачей, которые спасаются от тяжелой жары и нищеты низов общества. В Рио же, наоборот, эти круглые колпаки из тяжелого, как чугун гранита, так неистово раскаляются, что бриз, циркулирующий в глубине ущелий, не может подняться. Возможно, градостроительство теперь решило эту проблему, но в 1935 году в Рио положение в обществе измерялось альтиметром: чем ниже твой социальный уровень, тем выше быть твоему жилищу. Бедняки жили на холмах, в фавелах, где чернокожие, одетые в застиранные лохмотья, сочиняли зажигательные гитарные мелодии, которые во время карнавала спускались с раскаленных высот, наполняя город.
Как только ступаешь на одну из этих городских троп, которые извиваются между холмами,