Слишком много привидений. Виталий Забирко
осталось – словно асфальтовым катком по ней прошлись, в лепёшку раскатав и его самого, и вытатуированную змею.
Тяжело вздохнув, я постучался. Как-то по мне «следовательский каток» пройдётся?
– Войдите! – донёсся из кабинета хорошо поставленный мужской голос.
И я вошёл.
Следователь УБОП Николай Иванович Серебро оказался весьма представительным мужчиной. Седой ёжик коротких волос на все сто соответствовал фамилии, а большие очки в роговой оправе с внушительными линзами отнюдь не портили волевое лицо. Сухой, поджарый, в кремовой рубашке с распахнутым воротом, он сидел за столом неестественно прямо (видимо, сказывалась выправка, поскольку у таких людей, по идее, геморроя быть не может) и поверх оправы вопросительно строго смотрел на меня.
– Я к вам по вызову… – промямлил я.
– Повестку! – сухо сказал он и протянул руку.
– Вы меня по телефону вызывали… – робко возразил я, подавая пропуск.
Словам Николай Иванович не поверил. По должности он никому на слово верить не должен. Только пропуск убедил его в моей правдивости.
– Так, – хмуро сказал он, прочитав на бумажке мою фамилию. – Значит, Роман Анатольевич Челышев собственной персоной. Садитесь.
Я огляделся, куда бы сесть, и обмер. Только сейчас увидел, что на столе у следователя стоит включённый компьютер. Сердце ухнуло куда-то вниз, провалившись сквозь пятки, половицы и перекрытие на первый этаж. Или даже в подвал. Вот она моя погибель – игла кощеева… И в мыслях не держал, что в кабинете может оказаться компьютер. Следователь-то Оглоблин по старинке печатал протокол на пишущей машинке…
Я попятился и опустился на стул в углу возле двери.
– Не туда! – одёрнул меня Серебро. – Садитесь к столу.
Пришлось с замиранием сердца сесть напротив следователя. Но здесь, неожиданно, робость и затравленность, словно передавшиеся заразной болезнью от «вольного художника» Шурика при входе в кабинет, вдруг исчезли. Правильно сознание отреагировало: чему быть, тому ни миновать, а если помирать, так с музыкой.
– Паспорт! – потребовал следователь, и я подал ему документ. Но теперь уже безбоязненно заглянул ему в глаза. Холодные у него были глаза за стеклами очков, и взгляд тяжёлый. Жёсткий, надо понимать, человек, Николай Иванович, прямолинейный. По мнению таких людей, добропорядочные граждане в этом кабинете не оказываются. Однозначно.
Николай Иванович раскрыл паспорт, положил его перед собой, пододвинул поближе клавиатуру компьютера.
– Фамилия?
Я назвал.
Следователь сверился с паспортом, отстучал на клавиатуре.
– Имя?..
– Отчество?..
– Год рождения?..
– Национальность?..
И вдруг по его ворчливому, недовольному тону, я понял, что не верит он в перспективность моих показаний и вызвал меня исключительно для проформы. Положено ему опрашивать свидетелей, и никуда от этой процедуры