Слишком много привидений. Виталий Забирко
кто? – испуганно пролепетала она, словно увидела перед собой киллера, пришедшего добивать раненого свидетеля.
– Роман Челышев, – успокоил я её. Откуда ей знать одного из многочисленных посетителей погребка? Я хоть и любил заглянуть в погребок, но делал это нечасто, завсегдатаем не был, за столиком никогда не сидел, а только за стойкой бара. Это с Владиком мы были приятелями, а с официанткой я словом никогда не перебросился – не было нужды.
Всё же, видимо, моё лицо примелькалось, и Люся меня узнала.
– Роман… – Губы у неё задрожали. – Значит, это вы…
Неожиданно, она порывисто бросилась ко мне и, уткнувшись носом в больничную накидку, беззвучно зарыдала.
Я на мгновение оторопел. Надо же, какая чувственная девица! По её строгому обхождению с посетителями погребка никак не скажешь. А тут, можно сказать, первому встречному-поперечному на грудь бросается.
– Ну-ну… – пробормотал и, аккуратно взяв девушку за плечи, отстранил от себя. – Слезами горю не поможешь.
Люся, закрывая кулачками рот, продолжала всхлипывать, низко наклонив голову. Я усадил её на стул и посмотрел на Владика. Он по-прежнему лежал неподвижно и, казалось, не дышал. Черты лица обострились, вокруг закрытых глаз расплылись тёмные круги.
– Он вас в бреду звал… – плаксиво протянула Люся.
«Почему меня, а не тебя? – отстранённо подумал я, с недоумением вглядываясь в застывшее лицо Владика. – Кто я ему такой?»
В голову ударила жаркая волна, и я понял, кто я такой. Тело Владика дрогнуло и как бы раздвоилось: причём один Владик продолжал неподвижно лежать под простынёй на койке, а второй приподнялся сквозь простыню, открыл глаза и посмотрел на меня с укором.
«Почему ты меня не предупредил о перестрелке в погребке? – беззвучно спросил «второй» Владик. – Ведь ты всё знал…»
Я крепко зажмурился, заскрипел зубами и замотал головой. Кровь прилила к лицу, в ушах шумело, но постепенно жаркая волна схлынула, и я отважился открыть глаза. «Раздвоение» Владика закончилось, он снова неподвижно лежал на койке под простынёй.
Да уж, виноват перед Владиком я на все сто процентов. И вину эту ни загладить, ни измерить.
– Как он? – тихо спросил я.
– П-плохо… – через силу выдавила Люся.
– Когда была операция?
– Не… Не было операции…
– Как так? – возмутился я. – Почему?
Люся судорожно перевела дыхание, выпрямилась на стуле и принялась кулачками вытирать слёзы, размазывая тушь по лицу.
– Она больших денег стоит… Пять тысяч… долларов…
Я непроизвольно присвистнул. Аппетит у хирургов был чрезмерным. Что им по нынешним временам клятва Гиппократа, когда во вроде бы цивилизованном обществе вновь, как в животном мире, воцарил биологический закон естественного отбора? А посему выживать должен сильнейший. То есть, богатый. Есть деньги – живи, нет – помирай.
– У меня только две тысячи… – продолжала всхлипывать Люся. – Вы не займёте ещё три?
Я молчал, глядя в сторону.