Фатум. Самые темные века. Генри Лайон Олди
воды в лицо – и та, рыжая от крови из разбитого лба, потекла за шиворот.
Отец запретил женщинам расспрашивать парня. Алексей забился в угол в сарае, вдыхал запах скотины и железа, прижимался к теплому боку Тишки. Он не хотел плакать, да злые слезы текли из глаз сами, по-бабьи. Голоса в голове пристыженно умолкли.
Не будет свадьбы осенью, не будет прежней жизни. Закончилась. Не по его вине, не по его желанию. Незнакомцы в золотых замках решили начать войну, изувечили природу, людей, Великий Лес, уничтожили мавок и жизнь кузнеца Алексея Корака. Да разве есть у него силы спросить с них? А смелость?
Он снял ремень, сжал в руках. Деревянный лежень, что делил крышу сарая надвое, светлел над головой: «Подходи, парень! Выдержу!»
Алексей бросил ремень в солому, опустился на пол.
Он уже пытался. Дважды со дня окончания службы прилаживал веревку на шее, да так и не решился. Трусил.
Корак зажмурился, сжал зубы и тихо завыл.
«Глупо, парень, – сказал Илья. – Хоть вой, хоть плачь, а никуда мы не денемся. Ты же знаешь».
«Не жизнь, а задница, – согласился Петр. – Да другой не дают».
Мавка молчала. Виновница всего случившегося затаилась. За все время она ни разу не говорила с ним, да только Алексея не обмануть. Он по-звериному чуял ее в себе. Чужачку.
– Исправь все! Верни назад! – закричал Корак.
Животные в сарае испугались. Замычала корова. Нервно заплясал теленок, прижался к матери. Лишь Тишка стоял неподвижно.
– Верни назад, проклятая, верни!!!
Но мавка не отвечала.
Праздничный ужин не удался. Пришли соседи, будущие сваты, староста. Мать с сестрой хлопотали у стола, отец мрачно переглядывался со старшим братом. Алексей к ним не вышел. Он сидел в углу сарая, опустив голову на руки.
Марьяна сама пошла за ним. Замерла у входа, боясь войти.
– Алешенька!
Он не ответил.
– Душа моя, сердце мое, не молчи! Чего бы ни приключилось, мы все переживем!
Она вошла в сарай, хотела подойти, но Тишка фыркнул, выпустил облако пара, и девушка, вскрикнув, отпрянула. Тут же устыдилась своего страха, хотела подойти, да Корак не дал.
– Уходи! – приказал он.
– Алешенька!
– Слово свое назад беру. Найди себе жениха покраше.
– Что ты говоришь такое? Я тебя сколько ждала, а теперь брошу?
– Не ты меня бросаешь, а я тебя, – жестоко ответил он.
Невеста еще мгновение постояла в дверях и, в отчаянии всплеснув руками, ушла.
«Дурак ты», – сказал Петр.
«И то верно, – согласился Андрей. – Нам пожалел бабу показать, так и себя радости лишил».
Не радости. Сердца он себя лишил.
В груди было пусто и тихо.
Когда гости разошлись, Алексей вернулся в дом.
На улице стемнело. Слабо освещала комнату единственная свеча. Отец сидел за столом, рассматривая руки. Раньше он курил, да табак кончился несколько недель назад. Алексей тяжело опустился на лавку напротив, и отец, не спрашивая, налил ему в стакан вина.
– Ну, как вы тут? – тихо спросил