Тайное вплетение. Лоя Ксеанелис
идти домой никому не хотелось. Эля уже отдала дань уважения почти всем присутствующим, когда её пригласил пьяный приятель Рины. Коста хохмил, как-то сумел развеселить девушку. Олег сидел с Ветой на ступенях крыльца, наблюдал. Помня ревнивый взгляд Эльги, решил удостовериться в чувствах Птахи, напоказ начал целовать Вете руки – ранее до такого не додумывался никогда. Та смутилась, принялась вырываться. Эльга же, равнодушно скользнув взглядом по лицам, неожиданно громко рассмеялась очередной шутке Косты. Серёгин не выдержал, забыв об осторожности, запустил оскорбительной репликой о намечающемся соперничестве соседок. Коста нахально ухмыльнулся, спросив у Эли, как та терпит Олега. Щёки москвички возмущённо заалели, слова ранили, оскорбляли.
Девушка выстояла, пожав плечами, меланхолично изрекла:
– Мне никакого дела нет! Пусть болтает, если легче становится.
Слова, тон резанули парня крепко. Вот как получается! Нет никакого дела до него? С досады отвернулся, Эльги след и простыл. В номере осенило: она ревнует, не отмолчалась, ответила колко – значит, небезразличен. Плевать тогда на условности. Он пойдёт к гордячке, всё выяснит – так дальше продолжаться не может.
После отъезда Рины поток визитёров к Эле удвоился. Учитывая обстоятельства, Олег явился среди недели, когда никого поблизости не оказалось. Кратко постучав, вошёл в девичий номер. Она читала в кресле, повернувшись лицом к окну. Вырез платья частично оголял спину. Не сдержав искушения, молча подошёл сзади, с наслаждением провёл руками по краю выреза.
Стояла жара, но кожа Эльги поразила приятной прохладой, ответная дрожь желания исходила от хрупкого тела. Девушка подняла ресницы, глаза засияли изумрудными звёздами, будто не замутнённая ничем радость плескалась в глубине зрачков.
– Приду сегодня ночью! – ободрённый этим светом, с ходу заявил он, замерев в ожидании приговора с трепетом в сердце.
– Нет!
Восторг померк во взгляде Эли. Она отвела руки, больше не позволив дотронуться до себя.
– Уходи. Собралась в кино с соседкой, – добавила с вызовом.
– Ты говоришь «уходи» так, будто просишь остаться, – потерянно улыбнулся Олег, а потом отчаянно выпалил: – Знаешь, как сказать, я ведь не совсем свободен. У меня пунктирная свобода там, на первом этаже. Даже хуже – штрихпунктирная. Понимаешь?
Эльга грустно опустила голову. У него захолонуло сердце от ощущения причинённой боли, но он обязался сам сказать это ещё тогда. Эля понимала ситуацию, признавать не хотела. Тряхнув упрямо выбившимися из пучка прядками русых волос, взглянула исподлобья.
– Не понимаю, о чём ты. Какая-то штрихпунктирная свобода. Бред? Ну да ладно! Пошли. Мне в кино.
– Не очень—то ловко хитришь, – заметил Серёгин, потянулся, зафиксировал руку с ключами от комнаты в своей ладони, легко извлёк позвякивающую связку.
– Отдай! – потребовала Эльга.
– Придёшь –