Тайное вплетение. Лоя Ксеанелис
отвратительных мокрых губ.
Вечером потрясённая девочка пожаловалась матери, только зря – та неопределённо пожала плечами, всё вскоре забылось, так показалось глупенькой простушке. Отчим больше не повторял такого никогда. Зато мать, которая постоянно унижала, внушала ей мысль о никчёмности, не обращала на неё внимания, скупилась на ласку, совсем охладела.
– Кто ты такая? Кому ты нужна? За что тебя любить? Никому не интересны твои телячьи нежности! Бр-р! – часто с отвращением корила женщина старшую дочь.
Эльга срослась с одиночеством – трудно в собственной семье жить под гнётом постоянного ощущения вины невесть за что. Родительница стала следить за каждым шагом, каждым движением подростка, атмосфера подозрительности угнетала. После экзаменов Эля уехала в Москву, поступила на фармацевта, зажила отдельно. Это спасло.
Семья вернулась из Заполярья в столицу через три года, девушка окончила техникум, поступила в медицинский институт. Искренняя радость отчима, когда она прошла по конкурсу, шла вразрез с мрачной подавленностью матери, та словно взбесилась:
– Я не собираюсь за неё платить! – заявила женщина, но Эльга оформилась на вечерний факультет, успешно работала, материально ни от кого не зависела, и той пришлось смириться.
Будучи студенткой, приходила домой только на ночь, но всё равно у родительницы получалось сильно досаждать. Только тогда Эля начала смутно понимать: приёмный отец давно испытывает к ней совсем не отеческие чувства. Она отгородилась, начала сторониться мужчины, но мать всё равно сходила с ума от ревности.
Спустя два года отчим их бросил, оставив после себя ад отношений. Кого и когда бы мать ни приводила в дом с той поры, девушка всегда чувствовала настороженный ревнивый взгляд стареющей озлобленной женщины, разучившейся доверять и любить. Для Эльги же тот давний случай вылился в непереносимость любых физических контактов. Только во время танцев она воспринимала прикосновения. Возникающие же ситуации с поцелуями оживляли воспоминания, мерещились мокрые губы бывшего материного мужа, приближающиеся к лицу, отвращение захлёстывало, заставляло отворачиваться, отталкивать, всячески избегать контакта.
Мать, пережив развод, обвинив во всех бедах дочь, совсем взбеленилась, захотела поскорее сбыть девушку с рук, а та даже мысли о близких отношениях не допускала, хотя выбор выпадал неплохой. На голову Эли посыпались обвинения в разладе семейных отношений, во вмешательстве в личную жизнь старших – мол, эгоистка, не даёт возможности выйти матери в третий раз замуж. Девушка сносила всё, но однажды родительница бросила недотроге в лицо:
– Порченая ты! На тебя ни у кого никогда не встанет! А если зацепит кто, выберешь наконец жениха по вкусу – он тебя перед алтарём бросит, в первую же брачную ночь сбежит. Не увидитесь больше никогда. Обманет! Вот тебе моё слово!
Девушка онемела от ужаса, возмутилась