Эталон. Сергей Бокшанский
где получишь бесплатное образование. Потом пойдёшь на работу – рабочее место гарантировало государство. Будешь нормально трудиться – через 10—15 лет тебе дадут квартиру. К счастью Тамара Павловна, мама рыжей, раньше страдающая скрытым, а теперь и откровенно неприкрытым алкоголизмом, в перерывах между запоями успела получить жильё, как мать-одиночка… Мама рыжей всю жизнь работает дворником, и я почему-то испытываю уверенность, что в СССР была замечательная социальная составляющая. Или не была? Откуда мне знать, если я в нём прожил только девять лет…
Едва заскрежетал ключ в личинке замка, как добротная металлическая дверь рядом с квартирой рыжей приоткрывается. Лена Шалай презрительно оттопыривает нижнюю губу. Потом распахивает дверь настежь. Ухмылка на широком лице приподнимает обвисшие щёки.
– Опять… – кривится она и тяжело переваливается через порог на слоновьих ногах.
– Тебе какое дело? – грубо интересуюсь я. – Знаешь, что любопытной Варваре сделали?
Она хлопает глазами и ошарашенно открывает рот от такой резкой отповеди. Потом дёргает плечом, по огромному телу прокатывается волна из складок жира. Ягодицы у неё в три обхвата, и в них ни за что не угадать те чарующие формы стройной семнадцатилетней девочки.
…Тот давний май выдался по-летнему тёплый. Ленка уже год работала. У меня был выпускной класс. Я нетерпеливо ждал её в подъезде. Она выбегала из квартиры в коротком халатике. Тут же тянула меня за руку на этаж ниже, где всегда отсутствовало освещение на площадке – я подозревал, что это именно она украдкой выкручивает лампочки. Оказавшись в относительной безопасности от чутких ушей родителей, она забрасывала мне руки на шею, закатывала глаза и охотно целовалась с языком. Однако, решительно пресекала все попытки погладить её тело за резинкой трусиков. В этом вопросе она была непреклонна.
– Только мужу! – твёрдо заявляла она и прерывисто дышала мне в ухо.
После этих слов она поворачивалась спиной и возвращала мои ладони себе на грудь. Ласки выше пупка приводили молоденькую девушку в дикое возбуждение. Она их обожала, стонала так, что приходилось испуганно оглядываться и затыкать ей рот. Ленка впивалась зубами мне в ладонь и исполняла бёдрами безумные танцы. Она, наверное, кончала по десять раз подряд. Её соски можно было забивать в кирпичную стену, как гвозди. Моё рвущееся из брюк достоинство старшеклассника тоже…
Я хмуро разглядываю давнюю подругу с ног до головы. За последний год она стала даже крупнее кустодиевской матроны.
– Заткнись, береги здоровье, – мрачно предупреждаю я.
Потом я втаскиваю рыжую в её квартиру и захлопываю многострадальную дверь. Ленка визгливо поливает меня грязью и гадко матерится. Слышимость за тонкой перегородкой из растрескавшегося дерева удивительно чёткая. И запах. На кухне, наверное, жарили дохлого пса. Я могу поклясться, что так вонять могут только собачьи яйца, пригоревшие к сковороде.
Форматно