Имитатор. Сергей Жоголь
гильзами, появилась непочатая бутылка «Столичной».
– Садись да рассказывай, – Кривов хмыкнул. – Одной стрельбой душу не вылечишь.
– А покрепче чего есть?
Кривов хмыкнул, сходил в подсобку и принёс литровую армейскую фляжку.
– Медицинский, – сказал он. – Только горло не спали с непривычки.
Птицын, налив в пожелтевший от дешёвого чаю стакан, проглотил не меньше ста пятидесяти граммов чистогана, выдохнул, словно дракон, и откусил пол-луковицы, глотая слёзы.
– А я лучше водочки. – Кривов налил себе и выпил, но лишь чуть-чуть. – А теперь рассказывай.
Птицын вывалил всё как на духу: про их первую встречу с Любой у Спиридоновского пруда, про зимние катания на катке, про первый поцелуй и рождение Максимки. Он говорил долго, время от времени наливая себе из фляги, но на этот раз уже мешая спирт с водой. Так они просидели в подвальчике до утра. Кривов тоже что-то рассказывал о своей умершей жене и двух сыновьях, но Птицын ничего не запомнил из его слов. Потом он проспал в подсобке до глубокой ночи, после чего ушёл.
Домой он в тот день не попал. Сняв гостиничный номер, пробухал три дня и в полуобморочном состоянии отправился на работу. За данное деяние он получил «неполное служебное…»
Вернувшись домой, Птицын не обнаружил ни жены, ни сына.
Позже он узнал, что Люба подала на развод. Теперь она жила в доме какого-то полковника из госприёмки, с которым работала на авиационном заводе. Птицын подписал документы, но периодически навещал Максимку в детском саду. Однако вскоре воспитательница заявила ему, что бывшая жена не желает, чтобы родной отец посещал её ребёнка. Сказала, что она вычеркнула бывшего мужа из своей жизни и жизни сына.
Тогда Птицын снова напился и явился к ним на квартиру, устроив настоящий переполох. Он порвал своему «счастливому» сопернику майку и опрокинул какую-то вазу. Полковник, новый муж Любы, перепугался не на шутку и на следующий день подключил всё своё влияние, чтобы больше не общаться с этим «психом», – именно так он с тех пор назвал Птицына.
На следующий же день Владимира Ивановича вызвали к начальству, потом несколько раз разбирали на партсобрании, грозились исключить из партии и уволить из органов. Птицыну было на всё наплевать, но из этого состояния его снова вытащил Кривов.
На этот раз Михалыч не стал поить Птицына водкой. Он вынул из сейфа целый цинк патронов и сказал:
– Тренируйся. Запах пороха – он и не такие горячие головы остужал.
И Птицын начал палить. Он в тот день расстрелял полцинка патронов. То и дело делал паузы, чтобы пистолет остыл. Потом стрелял снова. От пороховых газов кружилась голова. В ушах звенело, а на сердце и впрямь становилось легче. Он, как и тогда – в их предыдущую встречу, – почувствовал себя пьяным. Он тогда рассказал Кривову всё о себе. Даже признался, что боится покойников и не выносит вида крови.
– Как же ты, Володька, на такой работе – и крови боишься? – удивился Кривов.
– Как