Вольные частные города. Больше конкуренции на важнейшем рынке мира. Титус Гебель
правила. Если все, в том числе и потентаты, будут соблюдать правила, свобода действий потентатов, конечно, сузится, но они будут и защищены от произвола тех, кто рвется к власти. Власть имущие выменивают большую, но ненадежную свободу действий на меньшую, зато более надежную. В итоге это выгодно всем, ибо теперь можно направить силы в другие производительные сферы, повышающие уровень жизни.
В результате возникло правовое государство. Любое действие властей обязано учитывать приоритет закона и законодательное ограничение, а что однозначно не запрещено, дозволено и простому подданному. Приоритет закона при этом означает, что законы стоят превыше замыслов властей, законодательное ограничение – что на всякое действие власти требуется законодательное полномочие; если последнее отсутствует, мероприятие власти противоправно.
У правового государства, правда, есть проблема, на которую Бастиа указывал еще в 1850 году[66]: тот, кто обладает законодательной властью, может выстроить для себя любое право. Всякая группа, находящаяся у власти, может произвольно сама устанавливать себе законы, покуда она формально соблюдает предусмотренные процедуры. Но и конституционная разбойничья шайка остается разбойничьей шайкой. Чтобы решить эту проблему, в конце концов попытались ограничить подобный произвол посредством неизменяемых статей конституции и создания независимых верховных судов.
С умеренным успехом. Если закон или конституция мешают действиям правительства, их либо соответствующим образом меняют, либо толкуют. В таких случаях именно суды зачастую играют неприглядную роль, поскольку присваивают себе регулирующую компетенцию законодателя в тех областях, где вообще-то должны лишь контролировать соблюдение правил; отсюда постоянные политические схватки за посты в верховных судах. Ведь и правосудие, разумеется, отмечено субъективными позициями, и всякая статья конституции трактуется всяким судьей в зависимости от его собственных политических убеждений[67]. Поэтому даже конституции фактически можно почти произвольно менять или толковать. Принятая в 1949 году Конституция Федеративной Республики Германии с момента вступления в силу подвергалась изменениям ровно 62 раза. Конституция США, которую изменить сложнее, за 200 лет претерпела всего лишь 18 изменений. Зато у судей всегда была наготове «соответствующая времени» трактовка, подчас и против дословного текста. Философ Энтони де Ясаи формулирует так:
Конституция похожа на пояс целомудрия, ключ от которого хранит сама дама: если она не годится, найдется способ обойти ее или изменить[68].
В конце концов такая практика приведет к тому, что однажды политика вообще перестанет заботиться даже о формальном соблюдении законов – правовое государство эродирует. Возьмем Германию: вопреки действующему законодательству ЕС правительство Меркель, например, форсировало так называемое спасение Греции[69], вопреки существующим публично-правовым
Bastiat 1850.
Об этом убедительно пишет Хаснас (Hasnas 1995): “There is no such thing as a government of law and not people.” («Не бывает господства права, а не людей».)
Jasay 1997, 3.
Нарушение клаузулы No-Bailout ст. 127 Договора о формах и методах работы Европейского союза (AEU-Vertrag).