Кукла вуду. Мария Николаевна Сакрытина
кому.
Поёжившись, я поворачиваюсь к выходу. В тишине мне кажется, что снег стал скрипеть громче. Ну точно! Кто-то идёт за мной, тоже медленно и неторопливо.
Я мгновенно пугаюсь – хотя чего бояться, просто кто-то тоже решил прогуляться перед праздником. Может, собаку выгуливает. Хоть бы не ротвейлера…
Продолжая идти к воротам – медленно из-за замёрзших ног – я на ходу оборачиваюсь. Нет, не ротвейлер. Тёмная фигура, идёт, пошатываясь, за мной, как пьяный.
Ну что ж, пьяный сейчас не редкость – Новый год. Я пытаюсь ускорить шаг, но вместо этого поскальзываюсь – так, что не могу удержать равновесия. И падаю в сугроб у дороги.
А когда, побарахтавшись, выползаю обратно на дорогу, пьяный прохожий входит в круг фонаря, и я понимаю, что это ребёнок – мальчик. Вязаная красная шапка, зеленая куртка, шарф развязался и волочится по снегу… При этом мальчик идёт, как робот, медленно, неуклюже. И горбится.
Я замираю, сидя на льду. От страха меня колотит, но я не могу пошевелиться. Лучше бы это был пьяница!
Странный мальчик неотвратимо приближается, и мне кажется, что от него веет холодом – хотя куда холоднее? Снег скрипит в мёртвой тишине. Шаг. Ещё шаг. Ещё…
Я так и сижу, дрожа, пока он не подходит совсем близко и смотрит прямо на меня пустыми стеклянными глазами. Даже у куклы взгляд выразительнее!
Левое запястье горит огнём, когда я смотрю в ответ. На красную шапочку, на пустые глаза, на зашитый толстыми чёрными нитками – грубые-грубые стежки – порез на горле. И понимаю, что уже видела этого ребёнка – на фотографии в актовом зале. Это ведь Миша Чиханов. Только… он же… умер.
Из моего рта вырывается облачко пара. Только из моего – Миша как будто не дышит, грудь не двигается. Просто смотрит на меня. А потом медленно наклоняется и берёт меня под локоть жёсткой холодной рукой. А я бесполезно открываю и закрываю рот, как рыба – не то умолять хочу, не то закричать. Господи, да что происходит?! Это же не может быть правдой!
Это последнее, что я думаю, смотря в пустые глаза мёртвого семиклассника. Потом моё запястье под холодными пальцами Миши вспыхивает, перед глазами сначала бело от боли, а потом – темно. Что происходит дальше, я не знаю. Может быть, Миша куда-то меня вёл, а я шла за ним – или с ним под руку. С меня станется. Но я точно этого не помню. Как и не помню, куда именно мы шли.
Я просто вдруг открываю глаза и оказываюсь в центре вычерченного кровью круга, освещённого чёрными свечами. Уже не в парке, а в том подвале, который я дважды видела во сне. Тени гуляют по покатому, низкому потолку, сильно пахнет алкоголем, но барабанов я не слышу. Как не вижу и скелета в чёрном смокинге – только у стены в тени стоит другой мертвец, не Миша… Боже, да Антона Фетисова ведь похоронили четыре дня назад!
Я сошла с ума, я сошла с ума, я…
Паника накрывает мгновенно, как в парке. Только я уже не замираю, словно парализованная – я скатываюсь с саркофага, падаю на холодный скользкий пол, больно ударяюсь коленками. И с визгом отскакиваю от трупа чёрной кошки – только что убитой, из перерезанного