МилЛЕниум. (Повесть о настоящем.) Книга 1. Татьяна Вячеславовна Иванько
гусеницам и червякам,
Где им почувствовать сердце рядом?!
Помогите мне! Помогите!
Впустите воздух! Впустите свет!
Где вы люди?! Помогите!
Мы боимся и не знаем даже себя.
Мы не помним своих лиц.
Мы толчём воду в ступе,
Чтобы залить ею колёса наших бессмысленных мельниц.
Помогите же мне! Помогите!
Впустите воздух! Впустите свет!
Где вы люди? Спешите,
Нам скоро не на что будет смотреть,
Нам некого будет видеть…
Я не писала, потому что думала, что он приедет, а это повредит ему, так мне было внушено. Я боялась этого и мечтала об этом.
Я ничего не рассказала бабушке Тане о Лёне. Слишком больно, слишком много его во мне, я не могу выпустить его из себя, тогда станет совсем невыносимо. Поэтому я только плакала каждый день, а бабушка Таня предполагала, что это из-за того, что я срезалась в институт.
Я не писала потому что бабушка Вера и мама в один голос мне говорили о том, что тем, что я удерживаю Лёню и не даю ему ехать учиться, я гублю всю его будущее, карьеру и прочее. Взывали к совести, говорили, что нельзя быть такой эгоисткой. Вот я и плачу молча и не пишу…
Я вспомнил про дядю Валеру, о котором, как о добром и отзывчивом человеке, даже своём друге, мне не раз рассказывала Лёля. Но я не знал его в лицо. Мне пришлось проследить за Лёлиной мамой, тогда я его увидел: небольшой, светловолосый и весь какой-то светлолицый, он совсем не производил впечатления мужчины, способного покорить такую красивую женщину, как Юлия Александровна.
У него оказалась кофейная «шестёрка», я запомнил номер и в следующий раз, когда он подъехал к их дому один, а это произошло только через несколько дней, потому что они жили отдельно от Лёли и её бабушки, так что я измаялся в своей «засаде» – сломанной телефонной будке, через дорогу от Лёлиного дома.
– Дядя Валера! – я побежал со всех ног, увидев его одного, и понимая, что обращаться так к незнакомому молодому человеку ужасно глупо. Но как ещё я его назову, «товарищ Валерий»? Зато он сразу понял, кто я такой. Вблизи он, сероглазый, светловолосый, нос-уточкой, показался мне ещё более обыкновенным и даже невзрачным, чем издали, пока не улыбнулся.
Улыбка у него… не знаю, какая-то лучезарная: глаза загорелись чудесным светом, и весь он преобразился, будто осветившись изнутри и излучая свой свет на меня. За это его, наверное, и любит Лёлина мама, подумал я…
– Ты… Лёня? – спросил дядя Валера, оглядев меня.
– Да. Извините, за…
– Да ладно тебе. Ты чего тут? Лёля уехала и ты, говорят, учиться едешь.
– Не еду. Вы не знаете, где Лёля?
Он долго смотрел на меня.
– Написать хочешь? – чуть прищурившись, спросил он.
– Нет, я… хочу… Поехать к ней… За ней… – чёрт, я не знаю, как правильно…
– Неужели поедешь? – он разглядывал внимательно моё лицо, будто хочет прочесть меня. Потом весёлые почти насмешливые искорки зажглись в его прозрачных глазах. – Что, и деньги есть?
– Есть деньги… – соврал я, –