Анатомия смерти. Владимир Весенний
знания – это разное. С появлением Екатерины Сергеевны у Миши проявилась склонность к языкам. Как они не осторожничали, я однажды подслушал их разговор, стоя за дверью. Да, Макс, любопытство и подсознательный страх неведомого довели меня до низости – я стал подслушивать чужие разговоры. Представь, они бегло говорили на французском языке, перескакивали на немецкий и закончили разговор на английском. Миша не просто имел склонность к изучению иностранных языков. Он говорил на них.
Однажды, когда Миша с няней вышли на прогулку, я заглянул в детскую комнату. Игрушки на полках и в корзине стояли и лежали на своих местах в том же положении, что я запомнил несколько дней назад. Солдатики и техника, то, чем мы в нашем детстве так увлечённо играли, покрылись едва заметным налётом пыли. Шестилетний ребёнок к ним не притрагивался. Я выдвинул ящики стола и увидел листы бумаги, испещрённые математическими формулами. Как-то в разговоре за чаем Екатерина Сергеевна обмолвилась о работах юного Эйнштейна и его теории относительности. Она выказала большую осведомлённость в этом вопросе, а также прошлась по работам Теслы и его спорам с Эдисоном относительно постоянного и переменного тока. Также она обмолвилась о Келдыше, чем немало удивила меня. Я тогда подумал, что барышня набивает себе цену – подчитала специальную литературу, чтобы при случае блеснуть эрудицией. Но позже, проанализировав нашу беседу, я вдруг понял, что Екатерина Сергеевна отстаивала свою позицию нехотя и знаниями не козыряла, а мотивировала. Она подыскивала слова для ответов не для того, чтобы высказать мысль, а чтобы упростить свою речь. В конце разговора, как мне показалось, она даже досадовала на себя, что позволила втянуть себя в «умный» разговор.
Разглядывая бумаги, я понимал, что няне, если это её творчество, незачем оставлять их в столе у ребёнка. Следовательно, это не её работы. Я попытался вникнуть в формулы. Представь себе, Макс, примерно то же мы изучали на третьем курсе МФТИ на факультете управления и прикладной математики.
Я снова почувствовал взгляд за спиной и обернулся. Миша стоял в дверях, вцепился в меховую шапку и смотрел исподлобья. Щёки раскраснелись. Ноздри раздулись. Волосы всклокочены.
– Некрасиво обыскивать ящики, папа! – почти прошипел Миша. На слове «папа» он сделал ироничный акцент. – Разве тебя этому не учили? У нас в детском доме ты бы получил за это от старших ребят.
– Мы не в детском доме, – ответил я. – Здесь не принято «получать» от старших ребят. Кто это написал?
Я поднял стопку с формулами.
– Это мои работы, – раздался голос Екатерины Сергеевны. Она появилась за спиной Миши. – Иногда я занимаюсь, чтобы освежить мозги.
– Что вы заканчивали? – спросил я.
– Институт искусств.
– Там не преподают высшую математику.
– Я отучилась в МФТИ три года. Ушла, решила, что это не моё.
Её