Россия и движущие силы истории. Книга 2. Цивилизация психологической войны. Вячеслав Навроцкий
все же получил). Лейбниц представил Петру несколько записок, в которых, в частности, предлагал в Петербурге создать Академию наук по образцу созданной им в 1700 году Академии наук в Берлине (которая, в свою очередь, была создана по образцу Парижской). Самое интересное должно было произойти позже: под эгидой Академии Лейбниц предлагал создать «Дом Соломона», или «Орден Соломонова Храма», к которому со временем должна была перейти власть в государстве. Как известно, до этого дело не дошло.
Вернемся к Фрэнсису Бэкону. Альфред Додд утверждает, что Бэкон основал ложу в Англии в 1579 году и реорганизовал на континенте старый Орден тамплиеров, связав их систему девяти степеней с розенкрейцерством. Более того, Додд приписывает Бэкону авторство «розенкрейцеровских манифестов» (Dodd 1986). С этим несогласна Фрэнсис Йейтс, однако и она признает, что традиционный образ Бэкона должен быть существенно исправлен:
«Недавние исследования со всей ясностью показали, что традиционное представление о Бэконе как об ученом-экспериментаторе современного типа, освободившемся от оков исполненного суеверий прошлого, ни в коей мере не соответствует действительности. В своей книге о Бэконе Паоло Росси прослеживает связь творчества этого мыслителя с герметической традицией, с ренессансной магией и каббалой, усвоенными им через посредство естествоиспытателей-магов. Будущее науки мыслилось Бэконом отнюдь не в образе прямолинейного прогресса. Его проект „Великого восстановления наук“ подразумевал возврат к состоянию Адама до грехопадения, то есть к чистому и безгрешному общению с природой, к осознанию ее могущества. Той же концепции научного прогресса, прогресса вспять, к состоянию Адама, придерживался Корнелий Агриппа, автор популярного в эпоху Ренессанса пособия по оккультной философии. Научные воззрения самого Бэкона тоже не полностью освободились от оккультизма. В Бэконов обзор тогдашнего состояния наук включены такие дисциплины, как „естественная магия“, астрология (которую он желал бы реформировать), алхимия (оказавшая на него глубокое влияние), искусство заклятий (как вспомогательная „магическая“ дисциплина) и т. п. – эти темы обычно проходят мимо внимания исследователей, заинтересованных прежде всего в выявлении современных аспектов творчества Бэкона» (Йейтс 1999).
Правда, продолжает Йейтс, в отличие от розенкрейцеров, «Бэкон не приемлет никакой „таинственности“ в научных делах и осуждает алхимиков за давнюю традицию „сокрытия“ описываемых ими процессов за непостижимыми символами». Учение германских розенкрейцеров «прочнее связано с герметической и магической традицией, тогда как учение Бэкона кажется более рассудочным». В учении розенкрейцеров видны следы влияния идей Джордано Бруно и, в еще большей степени, Джона Ди – «Бэкон же нигде не упоминает Ди, нигде не цитирует его знаменитую „Иероглифическую Монаду“» (Йейтс 1999). Но этот аргумент не очень убедителен, потому что, как