Россия и движущие силы истории. Книга 2. Цивилизация психологической войны. Вячеслав Навроцкий
Просвещение и последовавшие за ним европейские революции были не только причиной и следствием друг друга, но и этапами единого процесса развития западной цивилизации в направлении десакрализации власти. Процесс этот порождался множеством различных факторов, взаимодействие которых между собой было настолько сложным, что единственным выходом для историков остается назвать его «стихийным». При таком подходе вопрос о причинах революции вообще не имеет смысла, потому что путь к ней европейская цивилизация начала уже в момент своего зарождения. Об этом прекрасно написал Тютчев в своем незавершенном трактате La Russie et l’Occident («Россия и Запад»):
«Революция, если рассматривать ее самое существенное и простое первоначало, есть естественный плод, последнее слово, высшее выражение того, что в продолжение трех веков принято называть цивилизацией Запада. Это вся современная мысль после ее разрыва с Церковью. Сия мысль такова: человек в конечном итоге зависит только от самого себя – в управлении как своим разумом, так и своей волей. Всякая власть исходит от человека, а всякий авторитет, ставящий себя выше человека, есть либо иллюзия, либо обман. Одним словом, это апофеоз человеческого я в самом буквальном смысле слова. …Итак, согласимся, что Революция, бесконечно разнообразная в своих этапах и проявлениях, едина и тождественна в своем главном начале, и именно из этого начала, необходимо признать, вышла вся нынешняя западная цивилизация» (Тютчев 2011, с. 102—103).
Тем не менее, если спуститься с «макроисторических» высот несколько ниже, можно утверждать, что Просвещение, не будучи причиной французской революции, было необходимым предшествующим этапом, который создал соответствующую интеллектуальную и эмоциональную атмосферу. Американский историк Роберт Дарнтон, один из виднейших специалистов по французской культуре предреволюционного периода, в своей книге «Печать и подстрекательство к мятежу: Мир нелегальной литературы в XVIII веке», описывает процесс подготовки революции следующим образом:
«Разрушение [Старого порядка] происходит на двух уровнях: на идеологическом уровне произведения Вольтера и Гольбаха открыто обличают лицемерных приверженцев правоверных взглядов, которые поддерживают церковь и корону; на уровне образных представлений памфлеты и скандальные хроники (большая часть которых печаталась за пределами Франции и доставлялась в нее контрабандой – В.Н.) развенчивают монархию, обливая грязью ее саму и все ценности, которые структурируют ее как политическую систему» (Darnton 1991, p. 214—215, цит. по Шартье 2001, с. 217).
В определенном смысле, современные представления об истоках Великой французской революции вернулись, хоть и на новом уровне, к точке зрения Эдмунда Берка, автора первого труда, посвященного этому событию («Размышления о революции во Франции», 1790). Это возвращение не так уж случайно, поскольку Берк был не только масоном и политическим деятелем, но и, выражаясь