Александр I = старец Фёдор Кузьмич?. Г. Василич
того, в письмах Александра Булгакова к брату его Константину, напечатанных в «Русском Архиве», находятся тоже указания на распространение всевозможных слухов, так, например, 27 января 1826 года он пишет: «Не поверишь, что за вздорные слухи распространяют кумушки и пустословы по городу. Жаль, право, что князь Дмитрий Владимирович (Голицын) удостаивает их внимания, что много говорят о мерах, кои возьмутся для прекращения или предупреждения беспорядков. Говорят, что подписками обязывают фабрикантов не выпускать фабричных в день процессии, что кабаки будут заперты, и множество других подобных мер. Князь поставит себя в неприятное положение и заслужит нарекание справедливое тех, коих не допустит принять участие в отдании последнего долга».
В письме 4 февраля говорится: «Филарет с духовенством лобзали останки бесценные, а после все царевичи, князь Дмитрий Владимирович, генерал-адъютанты и т. д. Как я буду теперь дурачить и смеяться над глупцами, кои трусили уезжать из Москвы или просили часовых для себя на это время. Да я своею головою ручался моей жене и всем, что весь город будет покоен, что вид гроба Александра I заставит все на свете забыть и что в народе одно только будет чувство – скорбь. А, конечно, бездельники были деятельны и рассеивали разные глупые слухи, кои дураков пугали. Благоговение народа было таково, что нельзя не быть тронуту. Надобно было видеть, с каким чувством все прикладывались, все почти в землю. Во всю ночь были поклонщики. Ночь не была потеряна. Дабы доставить всем удовольствие приложиться к бесценному праху, впускали солдат здешнего гарнизона».
В письме 7 февраля: «Александр Сергеевич Маркович, фельдъегерь, бывший при государе во время его болезни, кончины и после оной, видел все происходившее в горестное это время, обмывал драгоценное тело, дежурил четверо суток при оном, не спавши; открытие тела, бальзамировка, – все это происходило в его глазах. Я не мог от него оторваться, и он, видя наше любопытство, удовлетворял оное в полной мере. Первый консилиум, на который государь очень неохотно согласился, говоря Виллие, что он в нем не сомневается и что все делается по воле Божьей, был 13 числа. Кроме Виллие были так же Стоффреген и Рейнгольд; сей, вышед оттуда, сказал Марковичу на ухо: «Золотое время было упущено». Государь не хотел слышать о лекарствах сначала, когда можно было разорвать болезнь. Крепкое его сложение столь оную преодолевало, что еще 11-го изволил сам бриться без всякой усталости, беспрестанно повторял: «Не мучьте меня. Дайте мне покой!»
И когда императрица стала наиубедительнейше его уговаривать принять лекарство, то император, не имея, чем возразить, просил ее оставить на некоторое время одного, дабы отдохнуть и воспользоваться наклонностью, которую чувствует ко сну. Когда приставили пиявки, то, как скоро чувствовал действие оных, государь срывал их сам руками и кидал на пол.
Все теперь видели, сколь гнусна была клевета, выдуманная на верный, богобоязливый и кроткий народ русский. Сказали, что, когда прибудет