Северное сияние в тундре радужных надежд. Цви Владимирович Найсберг
а мне кажется, что единственно возможное счастье есть счастье животное, а ты его-то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по-моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в третьем часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет».
49
Вот оно, то самое натурально животное мнение господ обо всем их честном народе, преподнесенное, словно на блюдечке, великим общемировым классиком.
Автору попросту в то совершенно не верится, что Герберт Уэллс не читал Льва Толстого, такого и быть ведь нисколько никак не могло.
А вслед затем он и начертал свое несчастливое и несветлое будущее в знаменитой повести «Машина времени».
И уж не из-за этой ли натужной сентенции великого русского графа у него и возникла идея разделить будущее общество на два исключительно различных биологических вида?
А между тем некоторые сколь наглядно именно это (черным свинцовым порошком на белой бумаге) и отобразили.
Причем именно в этом и был, надо сказать, более чем здраво проявлен их вполне вот искренне безутешный взгляд на довольно многие житейские вещи.
50
В своих досужих суждениях они, как правило, всецело основывались на одних лишь околонаучно-безумных теориях о той еще самой, столь явно до чего и впрямь-таки пресловуто принципиальной разнице между расами или классами тех порою во всем на редкость безучастно живых людей.
Вот чего о том довелось автору отыскать у выдающегося писателя Андрея Платонова в его исторического значения повести «Котлован»:
«Девочка могла бы быть и дочерью Чиклина. Мать ее даже хотела, чтобы было так. Но все равно ребенок едва ли был бы лучше и разумнее. Зачал девочку, наверное, такой же, как и Чиклин, мастеровой человек, стало быть, плоть в ребенке из одного классового котла. А если кто и радовался ласкам умершей женщины, то эти ласки не есть квалификация ребенку. Это не человечество».
Эти строчки были начисто подчищены цензурой из конца третьей части, так что на бумаге их попросту до сих пор никак нет, и лишь в аудиокниге они теперь несмотря ни на что все же присутствуют.
51
Вот уж, собственно, до чего только явно дело дошло!
Большевики и детей начали самым беспринципно варварским образом буквально сразу разделять по их еще самому изначальному зачатию на некие, видите ли, извечно враждующие между собой классы!
Как говорится, сколь прямолинейно они без единой здравой мысли всем уж тем серым веществом