Девятнадцатый. Дина Данилова Dayllary
и Меган.
– Нет, Ирв, – возразила она, зло усмехаясь, – если Бог не убил тебя молнией за то, что ты сжег церковь, значит, ему нет дела ни до тебя, и до меня, ни, тем более, до нашего ребёнка.
Прошла неделя с той ночи, как город лишился храма. Близился День все святых, умер еще один младенец и наступил Самайн.
Меган не легла спать. В необычно жестком тоне, не допускающем не только возражений, но даже вопросов, она приказала мужу не беспокоить ее, ушла на кухню и села у окна, поставив на подоконник свечу. Взглядом твердым, как у стрелка перед выстрелом, она смотрела в глубину темного двора за окном и молчала. Ирвин не посмел ослушаться приказа и окликнуть ее. Поднимаясь на второй этаж, он несколько раз обернулся к жене, со странным чувством, похожим на страх, и мрачно гадал при этом: уж не одолели ли её бесы?
Минула полночь и Меган начала напряженно прислушиваться к звукам, доносящимся сверху. К величайшему своему облегчению, в шелест ветра и стук полуголых веток по крыше, вплетался негромкий храп мужа.
Стиснув ладоням плечи, Меган встала, словно подняла себя со стула и понесла вперед, через кухонную дверь на крыльцо, через черноту двора к сараю. Там она остановилась и, сдерживая дрожь, осмотрелась вокруг. Ночь была тихая, безоблачная, и воздух пах приближающимися первыми заморозками. Трясущимися руками женщина подняла с земли и поставила у стены тяжелую лестницу…
Никогда еще сарайчик, в котором Ирвин держал свой хозяйственный инвентарь, не исполнял такой странной роли: после третьего прыжка Меган в небольшую кучу сена, которую она приготовила еще с вечера, крыша низкого деревянного строения превратилась в родовое ложе. То ли от страха и нервной встряски, то ли от ударов о едва закрытую сухой травой землю, у женщины начались схватки. А на рассвете измотанная и почерневшая от переживаний юная миссис Стоуффоли принесла в дом крохотную, но живую и весьма шумную девочку.
Первую урожденную ведьму в проклятом городе.
Соседи бурно обсуждали это событие, расходясь во мнениях на множество разных позиций. Были те, кто удивлялся: как она не побоялась? И те, что хвалил юную мать за смелость и силу. И другие, кто ласково журил её за риск, которому она подвергла здоровье и жизнь своего ребёнка, а с ним заодно и себя, признавая при этом, что выбора у неё не было.
Были и те, кто клял Меган и её дочь, как ведьмино отродье и творение ада. Впрочем, среди них не было тех, в чьих семьях ждали детей.
Что касается новоявленной матери, то она, разумеется, была счастлива. Нянчила маленькую Дороти и говорила:
– Ведьма так ведьма. Лишь бы здоровая была.
Малышка, и в самом деле, радовала отменным аппетитом и завидным для недоношенного ребёнка здоровьем. Родители не могли нарадоваться на свою красавицу, в доме Стоуффоли царили радость и гордость. И только по ночам, в поздних тихих разговорах мелькала грустная стыдливая тема:
– Мы, в самом деле, совершили ужасное преступление, когда позволили сжечь бедную девчонку – говорила