Девятнадцатый. Дина Данилова Dayllary
восток, предполагалось рождаться детям.
Был и третий этаж, тоже башенка, но значительно меньшая по размеру, внутри которой повесили тот самый колокол, упавший во время пожара в церкви. От удара о землю о не пострадал, только закоптился дочерна и женщины потратили несколько дней, чтобы оттереть его песком и мелом. Оскорбленная медь тонко скрипела и ныла под их пальцами, а может и пела… этого никто понять не мог. Однако когда обновленный колокол подняли на башню, он засиял на солнце, как чистое золото. Впрочем, смотреть на него людям было больно и в пасмурные дни… да и голос его с той поры стал другим: тревожным и гулким. Теперь он звонил только четыре раза в год, и от этого звука у жителей города бессильно опускались руки.
День наступал. Но что они могли сделать?
ТРАВНИЦА
Следующим Саббатом, последовавшим за рождением малышки Дороти, был Имболк – день первого ветра. За несколько дней до его наступления о детях неродившихся стали говорить так: «город потерял…»
Так вот, с момента появления Дороти Стоуффоли до первого Имболка город потерял не меньше трех дюжин детей. Ведь до того никто еще не подсчитывал, когда лучше зачать ребёнка…
Тех же, кто сумел дождаться назначенного дня, пытались спасти, не жалея ни сил, ни здоровья. Многие женщины рискнули повторить подвиг Меган, однако, в итоге поломанных ног получилось больше, чем рожденных детей… Другие пытались спровоцировать роды, поднимая различные тяжести и изнуряя себя едва ли не каторжной работой. За весь день произвести на свет удалось лишь троих. К полуночи город огласился диким воем женщин: тех, у кого роды все же начались, но не успели завершиться до срока, и тех, у кого роды вообще не начались. Они понимали, что доносить своих детей до следующего «праздника» – Белтайна – у них нет никаких шансов.
В то время зародилось немало традиций, коим жители города будут следовать следующие двести с лишним лет. Во-первых, по мере возможности зачинать детей приблизительно за девять месяцев до одного из Саббатов. Никакой гарантии, лишь слабое повышение количества шансов на удачу.
«Нерожденных» детей по новым обычаям повитухи даже не показывали матерям. Просто передавали их тела, завернутые в грубый холст через маленькое окно кладбищенскому сторожу. И всё. Даже имен «нерождённым» давать отныне не полагалось. Не было времени оплакивать мертвых, а все силы были направлены на то, чтобы помочь тем, у кого еще есть возможность родиться.
В Белтайн следующего года, который, кстати, дал старт новому летоисчеслению Распиля, не родился никто. Одна из женщин разбилась насмерть, выбрав для прыжка слишком высокую крышу. Еще две несостоявшиеся матери попытались наложить на себя руки, впрочем, безуспешно. Обеих вытащили: одну из воды, другую из петли, попутно втолковав им, в чем нынче смысл жизни.
Три месяца спустя в Лагнасад – тот самый праздник урожая, когда положено делать кукол из соломы – детей обрели две семьи. Так и пошло дальше: вместо нескольких десятков детей, которые