Жизнь наградила меня. Людмила Штерн
его поэтических сборников. Она смотрела на поэта влюбленными глазами и разоткровенничалась, что родители ее эмигрировали, живут в Берлине, и папа ее финансово поддерживает. Вероятно, Маяковский намотал на ус это сообщение. Когда они подъезжали к Московскому вокзалу, мама пролепетала: «Пожалуйста, приходите ко мне в гости». Он спросил: «А чем-нибудь накормишь?» «Да, у меня есть перловая каша». – И назвала адрес. И, как ни странно, через три дня Маяковский пришел.
Мама, конечно, положила перед ним его сборники, чтобы он написал автографы, и помчалась варить кашу. И он спросил как бы невзначай: «А, кстати, ты в карты играешь?» «Да, играю, – в "железку” и в подкидного». Они начали играть, и Маяковский всё выигрывал и выигрывал. Через полчаса, забыв о каше, он встал из-за стола: «Ну ладно, хватит, мне пора. Ты мне должна…» И называет сумму. Мама открывает шкаф, вынимает из шкатулки деньги – это оказалось всё, что у нее было, примерно, как она полагала, на полгода жизни. И протягивает великому поэту. И (цитирую маму) «этот мерзавец забирает все деньги». Мама чуть ли не со слезами на глазах провожает его до входной двери.
Маяковский вынимает из этой пачки и протягивает ей 10 рублей: «А это тебе на обед».
С тех пор мама терпеть не могла ни его, ни его поэзию.
Горький
Однажды мама и Шкловский возвращались с поэтического чтения по Каменноостровскому проспекту. Был холодный, дождливый ноябрьский вечер, мама в легкой жакетке замерзла и промочила ноги, а до дома было еще далеко. Вдруг Шкловский остановился и спросил: «Надя, а почему вы, собственно, без пальто?» И не дожидаясь ответа, хмыкнул: «Понятно».
Мама удивилась, потому что он вообще не замечал деталей окружающего мира и был совершенно невосприимчив ко всему, что не имело отношения к литературному анализу. Шкловский сказал: «Уже поздно, а я, к сожалению, не смогу вас проводить. Я сегодня тут неподалеку буду ночевать, и туда придет мой товарищ, а ключ от квартиры у меня. Но есть идея. Идемте со мной». Мама возмутилась: «Куда это? Зачем? Не пойду».
Тут начался прямо шквальный ливень. Мама продрогла до нитки и согласилась. Минут через десять они дошли до дома 23 по Кронверкскому проспекту и вошли в большую, типично буржуазную петербургскую квартиру: добротная дубовая мебель, зеркальные шкафы, огромный обеденный стол. В комнатах было нетоплено, но в буфете нашлась заварка, сахар и даже банка варенья. Появился Шкловский с буханкой хлеба и куском шпика. Зажгли примус, вскипятили чайник. Прихлебывая чай, мама спросила: «А чья это квартира?» «Только не обожгитесь. Это квартира Горького», – сказал Шкловский.
Утром он бродил по комнатам, открывал шкафы, будто что-то искал, а потом позвал маму: «Надюша, идите сюда». Он стоял перед открытым шкафом, набитым вещами. Снял с полки отрез синего сукна и протянул маме: «То, что надо. Из него выйдет прекрасное пальто». «Это же кража, ни за что не возьму!» – возмутилась мама. На другой день Шкловский пришел есть перловую кашу и протянул маме пакет с отрезом синего сукна. «Вы ничего не брали, это я вам принес. Откуда – не ваше дело». Мама посопротивлялась,