Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.. Александр Булгаков
и другие матадоры. На вечер едем мы к Хованским; вчера был у них. Княжны много мне говорили о тебе и помнят услугу, тобою всей семье оказанную; также велели тебе напомнить, как вы где-то перепились так, что тебя и князя Василья Наташа вела за руку. Они все такие же миленькие. Старшая поет как бог, – что за голос, так в сердце и лезет!
Поццо здесь, приехал больной; теперь ему час от часу становится лучше; батюшка у него бывает всякий день, часто и по два раза. Вчера дал ему наш приезжий в подарок план и рисунок Кампосантской баталии и рисунок карикатуры, представляющей Болонию, консула, идущего с женою на гулянье 1 мая в Корфе. Батюшка очень смеялся фигурке коротенького и долговязой. Много говорил я с Поццо о тебе; он мне рассказывал в большой подробности странствование ваше, твою болезнь. О, милый брат, если бы я тогда знал, в какой ты был нужде, опасности, все, что ты терпел, – я думаю, не перенес бы печали этой. Ты мне десятой доли не писал и не рассказывал того, что я узнал от Поццо. Видно, Провидение надо мною бдит, ежели тебя сохранило. Натерпелся и я в странствование мое; но был, слава Богу, всегда здоров, и все это не послужило ни к выгодам, ни к награждениям. Терпение!
Александр. Москва, 18 июня 1808 года
Третьего дня возил батюшка Поццо, Приклонского и меня к Тутолмину [тогдашнему московскому главнокомандующему], который прислал вчера звать к себе первого обедать; нам нельзя было: мы ездили с Хованскими обедать в Очаково к Нарышкиным, то есть к Опочининой; у нее живут Петр Петрович с женой и Милашевич с женой; весело провели день: гуляли, прыгали, пели, танцевали; мне было ловко приволачиваться: мужа Соковниной не было; он боится, чтоб я не догадался, что он ревнив; а жену, шельма, бранит всякий день за меня потихоньку. Ты не поверишь, как Сонюша интересна. Мы большие друзья. Я ей открыл часть моих секретов, а она свои – мне. Нельзя ничего предвидеть, но, может быть, дружба и в другое превратится, хотя я очень далеко от того, чтоб быть влюбленным.
Вечер мы проводили у Хованских. Поццо был зван, но устал слишком от обеда своего и не приехал на вечер. Князь его очень полюбил. У Хованских есть немой, пресмешной; не знаю, помнишь ли ты его. Я ему дал зажечь одну из этих хлопушек, что ты мне дал, чтоб Фавста обмануть. Надобно было видеть, как он испугался, побежал за мною, хотел меня за волосы взять; я тем только избавился, что другую хлопушку ему показал со свечою в руках. А батюшка так и помирает со смеху; он всегда был весел, но теперь нет минуты, чтоб не шутил и не смеялся. И я, кажется, весел; чего мне недостает? А он все пеняет, что я не в духе, и спрашивает часто: что у тебя?
14-го я повел Поццо смотреть кремлевские славности; он был в восхищении от вида, открывающегося с Ивана Великого. В следующий понедельник он едет в Вену через Киев. Он говорит, что, когда увидишь московские чрезмерности: великий колокол, великую пушку, великого Ивана, значит, все увидишь. Поццо мне давал читать все те бумаги, которые ты ему в порядок привел и перебелил, будучи на корабле. Это очень интересно. Вечером был у моей кузины большой ужин; Поццо там был, и все были восхищены его обществом. 16-го